вздымаются, выныривая из-под ног скелетами мёртвых деревьев. Здесь ненавидяще шипит пар, прорываясь из-под вентилей.
Здесь правят Железо и Пар.
Здесь подводят и глаза, и нюх. Инстинкты, выручающие в лесу, тут могут погубить.
Брат и сестра замерли на краю леса, пусть чужого, пусть под властью Короны, но всё-таки леса, не забывшего, кого он укрывал своими ветвями задолго до того, как здесь обосновались подданные Её Величества.
Волк и медведь слились с густым подлеском. Небеса сеяли поздним снегом, зима и не думала уходить на покой; впереди Норд-Йорк светился бледными огнями газовых фонарей, острые глаза оборотней различали кольцо паровичков на самой окраине, где выгружался из вагонов отпахавший долгую смену работный люд.
Они не уходили. Не уходили и не перекидывались, молча укрываясь под снежными завесами, словно ждали какого-то им одним ведомого сигнала.
Волка недвижно застыла, припав к земле, снег запорошил шкуру, обращая оборотня в невидимку. В двух шагах пройдёшь – ничего не заметишь.
Медведь же, напротив, беспокойно мерил мягкой рысцой полянку, то вперёд, то назад. То и дело выглядывал через просвет в подлеске, туда, где темнели мрачные многоэтажные громады окраинных домов, обводил глазами желтеющие окна, где один за другим вспыхивали огни.
Таньша посматривала на брата, но молчала.
Оборотни ждали.
И, хотя именно медведь пялился всё время на поля, отделявшие кромку леса от городской окраины, первой вскочила на лапы Волка.
Опоздав всего на миг, замер, весь подобравшись и словно готовясь к броску, Медведь.
От окраинных домов Норд-Йорка, едва заметная в подступающих сумерках среди падающего снега, торопилась, мчалась, бежала, не щадя роскошной пушистой шубки, крупная бело-палевая кошка.
Таньша оскалилась, глухо зарычала, глаза Волки вспыхнули. Медведь нагнул голову, из пасти вырвалось злобное ворчание.
Кошка словно точно знала, куда бежать. Она не сбавляла скорости, она не глядела по сторонам, мчалась стремительно и к одной ей ведомой цели.
Оборотни встретили её у самой кромки леса. Кошка резко замерла, увидев их, спустя миг – так же резко мяукнула. Закружилась на месте, словно призывая идти за собой. Мяукнула снова, протяжно и горестно, словно заплакав.
Таньша яростно клацнула зубами. Медведь зарычал, размахнулся когтистой лапой – на стволе ближайшей сосны остались длинные царапины.
Кошка ещё раз крутнулась на месте, сделала несколько шажков к краю леса. Остановилась, обернулась, снова вопросительно оглянулась на оборотней.
Они в свою очередь переглянулись, и Медведь первым решительно вышел на открытое место.
До окраины Норд-Йорка они пробирались почти что ползком, какими-то рвами и канавами, пока под лапами кошки, медведя и волка не оказалась сырая брусчатка.
Вечер уже вступил в свои права. Оборотни и кошка остановились на задах высокого кирпичного
