в голову или в ногу, если попадете в корпус, это будет порухой вашей чести. После выстрела вы не покидаете позицию. Можете встать боком. Можете закрыться пистолетом… хотя кой черт им закрываться, я не знаю. Не те времена, пушчонка маловата… Все, что ли?
– Митенька, не стоит халтурить в таком деле…
– Да! Точно. Отчего ж я забыл? Если оба вы промажете… вторично можете стреляться через тридцать суток. Через тридцать же?
– Вроде да… – неуверенно подвякнул унтер.
– Да черта ли тебе в подробностях, Терлецкий? Что ты тянешь? Встань, где положено, и молчи…
– Ну и хамло ты, Митенька.
– Такого, значит, товарища ты себе подобрал, дурья башка.
Лейб-гусар вышел, в конце концов, на позицию, встал боком и закрыл подбородок пистолетом. Унтер вложил мне в руку разогретый металл.
От одного этого прикосновения все переменилось. Последние пять лет я слишком часто держал оружие в руках, выработался рефлекс. Шампань вмиг перестала дурманить мне голову, сонное состояние моментально соскочило.
– Не промахнитесь, юноша! – подзуживал меня обидчик.
Он видел мою форму, обычную форму младшего офицера пограничной стражи. Он не знал, что даже при таком паршивом свете с тридцати шагов я без особого труда могу выбить вензель государя императора у него, мерзавца, на лбу. Если, конечно, ему не дадут упасть после первой пули…
Но зачем же мне убивать его? Зачем ранить его? Пускай он подлец, однако отбирать жизнь из-за ничтожного карточного проигрыша – явный перебор. Прострелить ему бедро? По причине, которая выеденного яйца не стоит? Да ведь это нонсенс, чушь собачья, сапоги всмятку!
Я держал Макса на мушке и чувствовал стремительную перемену собственного возраста. За несколько секунд набежала лишняя пара лет. Чем для меня станет кровь лейб-гусара? Грязью на душе, да и на мундире заодно. Я осознавал это очень хорошо.
– Смелее, юноша! Больше жизни!
Нет, я не мог нажать на курок. Проклятый бретер ведь не враг мне, не басурман и не разбойник, он просто кучка навоза на моей дороге. Пусть стреляет. Бог не даст свершиться такой несправедливости, чтоб этот огарок убил меня!
В результате я отвел руку и выстрелил в ближайшую ель.
Наши спутники и секунданты молчали. Один лейб-гусар нарушил тишину:
– Напрасно вы, юноша. Я вам ту же услугу оказывать не собираюсь.
Капитан было возразил ему:
– Терлецкий, имей же совесть! Здесь бы надо остановиться…
– Нет-нет. Так не пойдет. Знаете что, господа? Я определенно рад возможности наказать зарвавшегося юнца. И не суйтесь под горячую руку!
– Тогда следующим буду я.
– Митенька, пожалей свою maman. Кто обеспечит одинокой старушке обеспеченную старость в далеком городе Одоеве?
– Там увидим, кто и что, – угрожающе ответил капитан.
– Ладно. Все! Мой выстрел.
И он стал целиться в меня. Мои ноги его явно не интересовали…
