монах. Не могу утверждать. Оставим это на совести исследователей древних рукописей.
Меня больше тревожит вопрос – кто я есть такой? Не знаю. Знаки, посланные мне небесами, скорее всего, были, но я до конца не сумел их расшифровать. Иллюзий в отношении своей особы никаких не питаю. Я человек из масс. Душа моя пробита пулями междоусобной войны. И наступил тягчайший период немоты. Время не всегда бывает удачным целителем. Человеку надо хотя бы раз в жизни исповедоваться, чтобы разгрузить свое сердце. Загустевшая кровь памяти закупоривает мои вены. Тромбы пережитого всё плотнее перекрывают аорту. Трудно дышать, трудно жить. Не хватает воздуха. Аритмия моего земного бытия больше напоминает синусоиду пульса отходящего в мир иной. Где – правда? Где – ложь? Не знаю. Будто под мой компас чья-то злая рука подложила магнит. И я, как корабль, потерявший управление, рискую разбить башку о скалы бытия. Ведь таким неуправляемым парусникам ни один ветер не бывает попутным. На дворе время Великой Смуты. Мне до зарезу надо отыскать ту, единственную дорогу к самому себе. Всевышний! Если ты есть там, помоги, вразуми и направь!
«Предзимье. Глухая пора – ни листьев, ни снега. Только в холодной воде голые рыбы ходят». Эти строки написал талантливый поэт из Усть-Илимска Лев Аврясов (к сожалению, он ушел из жизни в самые трудные для страны годы и не успел издать ещё одну книжку). Мысленно я постоянно возвращаюсь к берегам Ангары, где провел, нет, прожил, в общей сложности десять лучших, как я понимаю теперь, лет моей жизни. Ведь там я был нужен людям, не многим, но все же. Так случилось, что судьба берегла меня от больших шумных городов с их дикой круговертью, с утомительной для души толкотней и непрочными связями. Однако это не означает, что и меня ни разу не кидало во чрево современных Вавилонов. Идет дождь. Он-то и выдернул из моей, почти закупоренной памяти, блестящий верлибр устьилимца. На календаре февраль первого постсоветского года. Удивительно точно подходят эти поэтические строчки и к нашему занемогшему южному климату. Ибо третий месяц зимы на юго-западе уже бывшей страны, очень похож на середину октября в Сибири. Та же не уютность и сиротливость в окружающей тебя природе, рождающая в душе безнадегу и обволакивающую тоску.
Окраина. Страшная опустошенность и растерянность существования на одном из «осколков» Великой страны. Брошенное дитя испытывает, наверное, такие же чувства: страх одиночества, непонимание происходящего перед новым враждебным миром. Хотя какая это окраина? Мы находимся в самом сердце Европы, если ориентироваться по географическим координатам. До сытого Запада рукой подать, но как далёк он – неведомый и таинственный мир. Он дальше, чем Уральский хребет и даже загадочной, воспетой поэтами, звезды Альтаир. Если быть честным, никогда не тянуло меня за «бугор», в смысле смены места жительства, как некоторых моих знакомых. Зато заграница сама припёрлась ко мне, нагло и неотвратимо, не спрашивая разрешения. Тогда, в том ещё не разрушенном мире, просто на турпоездку в заморские страны никогда не хватало средств и времени. Мне даже не удавалось на отечественные курорты
