я почти не слышала его смеха. Не только над моими идиотскими шутками.
Я вообще мало что знаю о некоторых своих напарниках. Меньше всех – именно о Джоне, не только потому, что шеф каким-то образом ухитряется почти не ставить нас в боевые двойки. Джон не называет себя и сестру прежними именами. Фамилия Айрин тоже ненастоящая, она означает на их родном языке всего лишь «странник». И я не видела Джона в истинном облике; его «каждодневная» внешность мало чем отличается от человеческой. Его выдают разве что несколько заостренные уши, слишком бледная кожа, в которой не хватает каких-то пигментов, а также глаза. Удивительные: в обычное время они синие, но если вдруг Айрин злится, они вспыхивают рыже-алым. Выглядит страшно… Хэллоуин круглый год, причем бесплатно. Я люблю огонь, но только не тот, что живет в глубине зрачков моего напарника. Этого огня я необъяснимо боюсь. Так же, как темных шрамов на виске, на левом запястье и на спине, не исчезающих даже в человечьем, насквозь фальшивом облике.
Дверь открывается; Джон пропускает меня вперед, в просторную комнату, где две стены занимают экраны, демонстрирующие городские локации. Все вокруг болтают. Джон проходит, садится в кресло у окна, самое дальнее от камина: он не любит огонь. Просто ненавидит. Странно, что это не мешает ему терпеть меня.
– Огонечек! – Неподалеку от компьютеров сидит, закинув ноги на подлокотник кресла, моя лучшая подруга. – Где ты была, детка? Я соскучилась!
– Здравствуй, моя престарелая мамочка.
Она с достоинством перекидывает за плечо толстую косу темных, подкрашенных на кончиках фиолетовым, волос.
– Не надо дразниться. Я довольно неплохо выгляжу. Садись.
Я послушно сажусь, еще раз покосившись на Джона. Надеюсь, этого не заметили: моя подруга любой взгляд на парня может принять за желание заняться с ним сексом немедленно. Ну, или хотя бы чуть попозже.
Элмайра старше меня на несколько лет, и она с Земли. Может, поэтому такая странная? Наверное, ее мозги как-то деформировались, когда она проходила Коридор. Военные ведь привели ее от ворот. Тех самых ворот из наших страшилок. Правда, она мало что помнит до момента, как ее чуть не застрелили. Иногда мне кажется, что она сама предпочла это забыть. Кто знает…
Тогда, в детстве, она всегда рассказывала примерно одно и то же.
Как стоит перед воротами – такими же, как наши, только снаружи.
Как берется за прутья и вглядывается во тьму.
Как гул, точно рядом работает турбина, нарастает, а потом появляются они.
Огоньки.
Дурацкое слово, совсем не страшное, но Элм произносила его особенным тоном. Голубые холодные огоньки, похожие на включенные фары. И дикая боль – от света и звука. Отключка. Падение. И Элмайра уже на нашей стороне. Частица тьмы. А тьма предельна.
Ее определили в приют, где мы и встретились. У Элм тоже есть личное уродство, обозначенное в документах как «сверхспособности». Элмайра – ведьма. Этого слова на бумаге, конечно, нет.
Элм
