Так я тебе могу показать. Видал?
С этими словами Гаврик вынул из нагрудного кармана своего халата свертки сырой бумаги, остро пахнущей керосином.
– А ну, покажи, покажи! – воскликнул Петя, хватая сверток.
– Не лапай, не купишь, – сказал Гаврик, но не зло, а добродушно, скорее по привычке, чем желая обидеть Петю. – Иди сюда, я тебе сейчас сам покажу.
Мальчики отошли в сторону, к чугунной тумбе возле ворот, и Гаврик развернул сырую бумагу, сплошь покрытую жирными, как вакса, глубокими оттисками газетных объявлений, преимущественно с рисунками, хорошо знакомыми Пете по "Одесскому листку", который выписывала семья Бачей. Здесь были изображения ботинок "Скороход" и калош "Проводник", непромокаемые макинтоши с треугольными капюшонами фирмы "Братья Лурье", брильянты торгового дома Фаберже в открытых футлярах, окруженные сиянием в виде черных палочек, бутылки рябиновки Шустова, лиры театров, тигры меховщиков, рысаки шорников, черные кошки гадалок и хиромантов, коньки, экипажи, игрушки, костюмы, шубы, рояли и балалайки, кренделя булочников, пышные, как клумбы, торты кондитеров, пароходы трансатлантических ллойдов, паровозы железнодорожных компаний… Наконец, здесь были – солидные, без рисунков – балансы акционерных обществ и банков, представленные колонками цифр основных капиталов и баснословных дивидентов.
Небольшие, крепкие, запачканные типографской краской руки Гаврика держали сырой лист газетной бумаги, на котором как бы магически отпечатались в миниатюре все богатства большого торгово-промышленного города, недоступные для Гаврика и для многих тысяч подобных ему простых рабочих людей.
– Вот, брат! – сказал Гаврик и, заметив в глазах Пети отражение той же мысли о природе человеческого богатства, которая не раз приходила и ему самому при виде газетных объявлений, вывесок и афиш, со вздохом прибавил: Оттиски! – и посмотрел на свои заплатанные парусиновые, не по сезону и не по ноге, туфли. – Ну, а ты как живешь?
– Хорошо, – сказал Петя, опустив глаза.
– Брешешь! – сказал Гаврик.
– Честное благородное!
– А зачем же вы тогда стали давать домашние обеды?
Петя густо покраснел.
– Что? Скажешь – неправда? – настойчиво спросил Гаврик.
– Ну и что ж из этого? – пробормотал Петя.
– Значит, нуждаетесь.
– Мы не нуждаемся.
– Нет, нуждаетесь. У вас не хватает на жизнь.
– Еще чего!
– Брось, Петя! Не пой мне ласточку. Я же знаю, что твоего фатера поперли со службы и вы теперь не имеете на жизнь.
Первый раз Петя услышал правду о положении своей семьи, выраженную так просто и грубо.
– Откуда ты знаешь? – упавшим голосом спросил он.
– А кто этого не знает? Вся Одесса знает. Но ты, Петька, не пугайся. Его не заберут.
– Кого… не заберут?
– Батьку твоего.
– Как… не заберут?.. Что это такое – заберут?
Гаврик знал,
