и натуральных обязательств могут привести к выводу о том, что натуральные обязательства представляют собой исключительно регулятивные правоотношения.
Например, М. П. Божко пишет: «Субъективное регулятивное (курсив мой. – А. М.) обязательственное право в равной степени принадлежит кредитору как в цивильном, так и в натуральном обязательстве»[86].
Данная идея последовательно излагается в рамках предлагаемой автором концепции натуральных обязательств, однако она основывается на неоправданно узком определении охранительного правоотношения: М. П. Божко включает в его содержание только право на судебную защиту, тогда как все остальные субъективные права (в том числе право на самозащиту и право на применение мер оперативного воздействия), по его мнению, реализуются в регулятивном правоотношении.
С этим утверждением трудно согласиться. Правомочие на осуществление самостоятельных действий по защите права возникает, как и правомочие на судебную защиту, только в момент нарушения субъективного права. Точно так же оно связано с применением к должнику мер принуждения. При указанных условиях вряд ли можно рассматривать его как элемент регулятивного права.
С. В. Мусарский также полагает, что натуральное обязательство представляет собой особый вид регулятивного правоотношения[87].
До данного момента также и в настоящей работе о натуральных обязательствах говорилось как о правоотношениях регулятивного типа, однако следует оговориться, что натуральными могут быть и охранительные обязательства.
Безусловно, большинство натуральных обязательств являются регулятивными обязательствами. Вместе с тем следует принимать во внимание, что охранительные отношения могут возникнуть в связи с нарушением не только регулятивного, но и охранительного правоотношения (поскольку нарушено может быть любое право, в том числе и право на защиту), в котором на должника возлагается имущественная обязанность (уплатить неустойку, возместить убытки). Представляется, что если нарушение субъективного права влечет возложение на должника дополнительных обязанностей, меры принуждения применяются к нему в самостоятельном охранительном правоотношении. Например, неисполнение договора влечет возникновение двух охранительных правоотношений: в содержание первого входит право кредитора на применение к должнику мер принуждения к исполнению договора, второго – право на возмещение причиненных ему убытков. В случае неисполнения должником обязанности по возмещению убытков возникает новое, «субохранительное» правоотношение, в котором кредитор также может применить к должнику меры принуждения. Очевидно, что основанием его является нарушение не регулятивного права из договорного обязательства, а права на защиту[88].
При этом требования, вытекающие из «субохранительного» правоотношения, также подлежат действию исковой давности, что не влияет на юридическую силу требований из первоначального охранительного отношения.
