цепиться за ступеньки и ломая при этом ногти. Успела вспомнить даже Скарлетт О`Хару, которая именно так потеряла ребенка от Ретта Батлера. Единственный свидетель моего величественного падения (далеко не Ретт Батлер, особенно внешне) бежал ко мне и что-то кричал, когда я скатилась с последней ступеньки и, оглушенная, лежала там, внизу. Продолжая что-то бормотать, он попытался поднять меня – придурок, а вдруг у меня сломан позвоночник, подумала я и неловко отползла назад. Он, похоже, подумал о том же, отпустил меня, и я наконец-то разобрала, что он повторяет – отчаянно, на одной ноте:
– Прости… прости… прости…
– Замолчи, – прохрипела я.
Боли в теле не ощущалось, была только неестественная легкость (последствие шока?), но моя левая рука, на которую я в итоге приземлилась – не могу объяснить, что именно, но что-то с ней было не так. Я чувствовала ее иначе, чем остальные части тела – то ли она гудела, то ли неудобно лежала, в общем, мешала как-то. Ерунда, не повод вызывать «скорую». Главное, чтобы этот человек отошел от меня как можно дальше.
– Они сейчас приедут, – спрятав телефон, проговорил он и склонился надо мной.
Я с ужасом поняла, что он гладит меня по волосам, и тряхнула головой, будто пытаясь согнать назойливое насекомое.
– Вика… Вика… все будет хорошо… я люблю тебя… – прошептал он мне прямо в ухо.
«Не врет», – с удивлением и долей брезгливости отметила я.
– Уйди. – Я вытянула перед собой правую руку, пытаясь удержать его на расстоянии. Сил у меня было маловато.
– Может, ты… сможешь… меня… – лепетал он испуганно, и мне вдруг стало настолько противно, что к горлу подкатила тошнота.
Этого только не хватало. Я сделала глубокий вдох. И еще один. Мне хотелось сказать: «Если ты не замолчишь и не отойдешь, я убью тебя». Еще минут десять назад угроза была бы вполне реальной: окажись в моей руке необходимое орудие, не факт, что я бы им не воспользовалась. Но теперь это прозвучало бы глупо. Для начала мне как минимум понадобилось бы подняться с пола. Поэтому я сказала коротко:
– Я тебя ненавижу.
Просто и со вкусом, похвалила я себя, с удовольствием пронаблюдав, как потухает его взгляд, в котором, кроме ужаса, до этого было что-то вроде исступленной надежды. Его лицо почему-то поплыло перед глазами, картинка становилась все менее четкой, будто по экрану телевизора пошли помехи. В моем раннем детстве отец в таких случаях всегда шел поправлять антенну. Иногда это помогало.
Я захлопала ресницами, пытаясь настроить свою внутреннюю антенну, но изображение планомерно гасло. Может, оно и к лучшему, с радостью подумала я вдруг. Больше всего мне хотелось, чтобы он просто взял и исчез. Правда, пока вместо этого исчезала я.
Часть 1. Выздоровление
Гоша пинком затолкал под нижнюю полку мою последнюю сумку и обернулся ко мне:
– Если что, ты сама сказала – там только одежда.
– Да хоть хрустальная ваза, делай что хочешь, – безучастно отозвалась я.
Соседка по вагону – дородная женщина лет сорока пяти с избыточным количеством макияжа на лице – недоуменно покосилась на нас.
– Без тебя я бы со всем этим не справилась, – проговорила я вместо «спасибо».
– Для того и нужны друзья, – пожал плечами Гоша.
Он помедлил, посмотрев на мою руку.
– Приедешь хотя бы, когда придет время гипс снимать?
Я ожидала, что он скажет что-то вроде «куда ты прешься, подождала бы хоть, пока кости срастутся», но тогда это был бы не Гоша.
Надежно зафиксированная рука снова зачесалась – иногда мне казалось, что под гипсом по ней ползают всевозможные насекомые, а может, даже черви. «Наверное, фантомные боли еще мучительнее. От них невозможно избавиться даже в далекой перспективе», – в который раз утешила себя я. По крайней мере, совершенно прозаическое неутихающее желание почесать загипсованную руку отвлекало от мыслей об… остальном. Боль от ушибов, как ни странно, не отвлекала.
– Я приеду, как только… как только смогу. Сам понимаешь. Пережду какое-то время.
Гоша молча развел руками – мой взгляд тут же задержался на левой. Буквально за несколько дней у меня появилась привычка смотреть людям на руки – как когда-то я разглядывала чужие фигуры, вообразив, что начала полнеть, и чужой загар, когда все лето никак не могла приобрести собственный.
– Хочешь, чтобы я передумала? Тогда тебе же волочить мои вещи обратно, – мрачно пошутила я.
– Ты такая упрямая, что я ни на что и не надеюсь, – проворчал Гоша.
«Провожающие, покидаем вагон!» – зычно
