поскольку туг его кошелек. Работа предполагала многочисленные знакомства, связи. Он давно научился распознавать заискивание, подхалимаж, плохое подыгрывание. Сейчас Георгий ловил себя на мысли, что за всю жизнь не испытывал ничего подобного. Он завороженно наблюдал за каждым движением Литы. Общение с ней не тяготило, приносило удовольствие. Она не напускала на себя загадочный вид, не кокетничала, вела себя просто, естественно. Что заставило ее все эти дни искать одиночества? Наверняка здесь разбитое сердце. Кажется, не обошлось без комплекса вины. Мартов чувствовал это интуитивно. Сопереживал, глядя с балкона своей дачи, как она прикуривает одну сигарету за другой, а потом, как в омут, с головой бросается в море, плавая до изнеможения. Образ стройной, резвящейся в море девы постоянно возникал в его воображении. Он отвык желать женского общества и удивлялся навязчивости собственной фантазии. Сдался Мартов только сегодня – слишком властный импульс прошел по всему телу. Он заставил его вести себя решительнее, и пока Георгий ни о чем не жалел. Все оказалось лучше, чем он мог себе представить. Только робость, сковавшая тело и язык, мешала довершить то, ради чего он пришел. Ему пришлось дать строгий приказ охране, чтоб не высовывались. Не хватало прийти на первое свидание, как под конвоем. Еще рано утром Мартов распорядился готовить обед на двоих. Это было слишком самонадеянно, но в своем возрасте он мог позволить себе форсировать события. Выдержав пронизывающий взгляд экономки Елены Васильевны, он отправился навстречу манящему, лишившему покоя образу. Теперь нужно было только преодолеть робость и сказать подготовленный текст. Но женщина опередила его.
– Спасибо, что пообщались со мной. Наверное, я действительно отдыхаю среди этих огромных камней и разогретой гальки. Наслаждение молчанием и отсутствием всякой лжи – скоро я буду лишена этого. Осталась какая-то неделька, и конец отдыху. Обидный закон жизни: все хорошее очень быстро заканчивается.
– Кем вы работаете?
– Врачом-кардиологом на «скорой». Люблю свое дело, но ужасно устаю морально. Вид человеческого страдания… – Лита не договорила, на ее лице промелькнуло выражение горечи, неприятных воспоминаний.
– Врач должен мужественно переносить чужую боль, иначе он не сможет реально помочь, борясь с собственными эмоциями.
– Да, вы правы. Слишком я мягкотелая, и не только в работе. – Она вновь выглядела расстроенной. Мартов почувствовал себя виновным в том, что затронул больную тему.
– Извините, я не хотел будоражить наболевшее.
– Вы здесь ни при чем. Все дело только во мне. До свидания, и еще раз спасибо.
Закинув сумку за спину, Лита не спеша пошла в сторону общего пляжа. Ступни вгрузали в шуршащую огненную гальку, но она продолжала идти босиком, бросив шлепанцы в сумку. Ей нравился этот обжигающий ковер.
– Лита, Лита, подождите! – Мартов догнал ее и, наладив сбивающийся от волнения ритм дыхания, тихо сказал: – Я не могу отпустить вас. Я так долго думал, что и как сказать, целую