я все понимаю: упали вы там и прочее, на волосок от смерти были, тут же бой, стресс, с которым не всякий справится, но с другой стороны – у нас что, раньше стрессов меньше было?
– Ну-у, – протянул я задумчиво, были у нас стрессы, не поспоришь. Конечно, этот стресс – всем стрессам стресс, особняком стоит, но сказать, что раньше наша нервная система пребывала в полной безмятежности, значит крепко погрешить против истины. – Ну, бывало.
– Вот именно, бывало, и я так считаю, – прямо даже повеселел ротный. – Тогда скажи на милость, пожалуйста: почему со стороны первой группы такое постоянное неоправданное применение ненормативной лексики?
И это что, все, из-за чего он меня вызвал, или я чего-то не знаю? Не догоняю, так сказать? Может, министр обороны приказ по матерщине издал? А теперь с проверкой едет? Но вообще-то приказы положено доводить до личного состава. И в списке доведения расписываться тоже. Бред какой-то! А майор Белов продолжал гнуть свою линию.
– Времени прошло достаточно, – справедливо заметил он, – пора и честь знать. Если коротко, то с ненормативной лексикой пора бы вам уже заканчивать!
Я сглотнул: издевается он или нет? И как выражается: «ненормативной лексикой»! Не мат и не нецензурщина, а «ненормативная лексика»… Я, наверное, раскрыл рот или как-то по-другому выглядел глупо, по-идиотски, но тот интерпретировал мою ошеломленность по-своему, потому как пошел на попятную.
– Я ни в коем случае не настаиваю! – заявил он. – Каждый волен выбирать сам, как ему разговаривать. – Это, я так понимаю, он, прежде чем продолжать, меня в своей толерантности заверил. – Говорить – одно из немногих естественных прав человека. Но, с другой стороны, язык наш гробить и засорять не надо! – «Не надо» он произнес твердо, почти жестко, в общем, как обычно. Почти как прежде.
Я согласно кивнул. А майор Белов продолжал:
– Сам не хуже меня знаешь – это американские спецслужбы нам культуру ненормативной лексики чуть ли ни как национальную идею втереть пытались. И все к тому шло, что на русском языке, по всей видимости, вскоре и разговаривать стыдно стало бы. И, соответственно, его место в культурном общении занял бы какой-то другой.
– Какой же? – с улыбкой уточнил я, предполагая, что сейчас скажет «китайский».
– Да тот же английский. – Как выяснилось, я не угадал. – А нет языка – нет народа, и страны, в которой он обитал, тоже нет. Каждый бы по своим уголкам разбежался. И без того Украина с Белоруссией чуть не откололись.
Я хмыкнул: насчет Украины он погорячился, да и относительно Белоруссии еще вопрос, что через двадцать лет будет.
– Вовремя опомнились.
Это он о чем? Точно приказ вышел, надо будет поспрашивать. Не сейчас, попозже, тихой такой сапой, а то вдруг я расписался, а даже не глянул? И я на всякий случай согласился:
– Вовремя.
– Теперь нормально разговаривать научились. Гидру в зародыше задавили. – Честно, я балдел: «Нормально разговаривать научились».
