став великим художником, ушёл в сочинители. Через двести лет… Впрочем, о том, как сложится моя жизнь, или память о ней, через двести лет – об этом мы с Вами поговорим позже!
Борис Алексеев.
Предисловие
Премудрое время ведёт себя порою как дитя, выпекающее куличи из дворовой песочницы.
Когда требуется материал для новых построений, оно легкомысленно разрушает уже существующее. Единственный орган, который ускользает от «разрушительной лопатки», и сохраняет воспоминание о личности куличика – его душа. Роль души – побуждать разум ко благу.
Силы зла стерегут мрачным дозором дольние пределы и пытаются всякому благу воспрепятствовать.
Мы же, обходя злые патрули века, отыщем космодром «Гея», поднимемся на его стартовую площадку и, расправив крылья, оторвёмся от Земли…пока четыре апокалипсических всадника не вытоптали заветное взлётное поле.
Всем добра! Борис Алексеев
Мысли в строчку
Рассвет
Мы проснулись и вышли на балкон. Невдалеке, за грядой парковых эвкалиптов шумело море. Ночь балансировала на самом краешке своего преимущества перед затаившейся зарёй. Тёмное, почти грозовое небо, как груда грязного мартовского снега, хранило тайну наступающего дня.
– Ну что, джин, тесна твоя бутылка? – смеясь, крикнула жена с балкона.
– Ох, тесна! – ответила порозовевшая кромка облаков.
Облокотившись на парапет балкона, мы разглядывали полоску света, подъедающую вялую требуху ночного сумрака. Вдруг тонкий, как игла, первый корпускул света прошил громоздкую массу и ворвался в небо, оповещая всё живое о существовании Солнца! Неповоротливый сумрак обмяк и стал проваливаться в море. Не тут-то было! Солнце расправило вдоль горизонта сверкающие золотом плечи и подхватило тучные сгустки неба, как фантастических насекомых из школьных упражнений по природоведению.
– Да-а, космическая красота! – озвучила мои мысли жена, – Идём же скорей!
По узкой дорожке, пересечённой корнями эвкалиптов, мы, как титулованные скороходы, споро зашагали к морю и вскоре вышли на прибрежную косу.
Нас оглушил восхитительно однообразный грохот волн, набегавших на волнорезы.
Пенные брызги, как маленькие морские пепелы[1], пощипывали кожу нежными пузырьками крыл, теряли форму и стекали, оставляя солёные дорожки.
– Будем купаться? – крикнула жена, оглядывая беспокойную рябь из воды и красного солнца, зовущую на Пасхальное торжество наступающего дня!
Карнавал
В России каждый год просыпаются редчайшие природные явления. Например, чуть пригреет солнце, весёлые ручейки революционных настроений, жадно подъедают, как мартовский снег, накопившееся за зиму народное недовольство. В Испании не так. Испанское солнце уравновешивает. Если какой-нибудь политик из Каталонии вдруг возвысит голос, его поведение не следует принимать всерьёз. Через пару часов наступит сиеста, он вкусно поест, уснёт, и всё успокоится само собой. Это же Испания!
Марсельеза зовёт французов на баррикады в любое время года. Чтобы угомонить беспокойный лукавый прононс, требуется твёрдое монаршее слово Людовика 14-ого: «Государство – это я!» Бережливый немец сто раз пересчитает возможные личные убытки, прежде чем простится с Гретхен и отправится на сборный пункт. Или, к примеру, итальянец. Он, как и испанец, утром кричит, днём спит или волочится за какой-нибудь красоткой, а к вечеру, устав от многочасового революционного напряжения, совершенно забывает о случившемся и спокойно попивает мартини в ближайшем кебабе под оглушительное шоу студийного телевизора. И только русский мужик идёт до конца, пока не потеряет всё.
Но вернёмся в Испанию. Весна в Испании – необычайное время года! Ещё не подступило удушливое лето, а солнце уже румянит бока на горячем песке. Море прохладно, купаются лишь смельчаки. В умах – блаженное ничегонеделание…
– Сегодня вечером в городе карнавал! Приходите, – сообщила нам русская дама, осевшая в Испании лет десять назад.
Наступил вечер. Мы подъехали к центральной набережной города, кое-как воткнулись в переполненную машинами стоянку и отправились на звук веселья. Такого праздника мы увидеть не ожидали! Огромная километровая набережная была совершенно запружена людьми в ярких национальных костюмах, пьющих, поющих и танцующих. Повсюду в маленьких и больших походных ресторанчиках играли восхитительные вариации фламенко. Молодые красивые испанские женщины и костюмированные идальго исполняли одновременно сотни страстных танцевальных поединков любви. Глаза кавалеров, похожие на огненные зрачки быков, вращались в глазницах
пепела(груз.) – бабочка
