сущая дыра. Хоть и обросла уже кой-каким посадом, после завоевания княжества Самватин по ту сторону гор и вовсе значение почти утратила. И зря не учитывали, потому как комендантом гарнизона в ней был боевой товарищ Кагена, должность эту получивший благодаря некоторому знакомству с царевичем, но мечтающий-то о несколько большем.
В общем, когда паломники добрались до монастыря, Каген с помощью своих личных гвардейцев и крепостного гарнизона доходчиво объяснил всем заинтересованным лицам, что брат его младший и любимый, Лисапет, проникся святостью обители и решил уйти в монахи, посвятив оставшиеся свои дни молитвам об усопшем отце. Почему сам об этом не сказал? Так ему все мирское противно отныне, и никого кроме братии он видеть не желает. И, мол, единственное, о чем он попросил Кагена, – когда тот сядет на престол, освободить сие святое место от всяческих пошлин и купцов сюда без них же пропускать.
Учитывая превосходство моего братца в числе сабель, спорить никто благоразумно не стал, и царевич Лисапет стал смиренным братом Прашнартрой.
Не скажу, что по возвращении в столицу у новоявленного царя все пошло просто и гладко. Тех, кто на меня ставил и планировал вертеть монархом-недорослем, оказалось предостаточно, заговоры множились, я кипами получал тайные послания о грядущем освобождении. Но Каген проявил крутость характера и устроил во дворце воистину сталинскую чистку рядов, в чем ему, кстати, немало поспособствовал мой же родной дядя.
Дедушка-князь, ранее державший весь свой клан железной рукой, к той поре одряхлел и почти полностью уступил фактическую власть над семейством своему сыну и наследнику. Тот же, прекрасно зная норов своей царственной сестры, обоснованно опасался, что с моим воцарением матушка мне обеспечит власть над своими родичами не только в роли сюзерена, но и в качестве нового кланового лидера. Дядюшке это было совершенно не нужно, и он, разумеется, за определенные гарантии, выступил на стороне Кагена, сохранив тем немало жизней родичей.
За местный год все устаканилось, оппозицию царю подавили, о существовании второго претендента на престол начали благополучно забывать, а там и вдовствующую царицу уморили потихоньку… Так вот я и остался на бобах. Причем не только в переносном, но и в прямом смысле слова.
Ну, не только на бобах, разумеется: в долине, где монастырь расположен, и просо растят, и ячмень, и гречку всякую пополам с репой и свеклой, но суть остается простой – устав обители предполагает преимущественно вегетарианскую диету с небольшим добавлением рыбы в рацион питания. Изредка – именно что по праздникам – жарят барашка. Раз в два месяца где-то.
Правда, рыба, чего уж греха таить, тут знатная. В речках в изобилии водится горная форель, а в озере, близ монастыря, живут офигенные карпы, но готовят рыбу нечасто, а вот впахивать монахам приходится неслабо. А вы что думали, в монастырях только молятся, что ли? Да сейчас! При обители и поля свои есть, где иноки и послушники
