какая-нибудь экзальтированная. Из бывших пациенток. Прикалывается. Хочет, чтобы вступил в переписку.
Что мне, пятнадцать лет? Старого дятла на мякине не проведешь!
Скептически хмыкнул. У меня с детства сохранился высокий, противный самому себе, женский голос. Поэтому и вырос закоренелым, убежденным сторонником гетеросексуализма. А мужиков на дух, как и многие с утра, не переношу! В пионерском возрасте еще до поломки голоса мне часто приходилось выслушивать нескромные предложения от противных липучих мужиков, якобы по ошибке набравших наш телефонный номер.
– Девушка, девушка, – ворковали они сизым голубем в телефонную трубку, – а как вас зовут? Урр, урр!
Тьфу! Вспоминать не хочется. Брезгливо!
– Я не девушка. Я мальчик, – соблюдая культуру разговора, вежливо разъяснял я собеседнику, тщетно пытаясь добавить в голос нотку спартанской мужественности.
– Ха-ха! Какая веселая девушка! – вызывал фальшивый гомерический хохот у противной стороны. – А сколько вам лет? – продолжался любострастный допрос с пристрастием страстотерпца.
– Мне одиннадцать лет. Я пионер, – не решаясь положить трубку, честно докладывал я, втайне надеясь, что это глупый розыгрыш кого-нибудь из знакомых или друзей моих родителей, и вскоре все разъяснится.
– О! Уже одиннадцать! – чувствовался возрастающий интерес противоположного конца. – Ха-ха! – слышалось довольное отирание взмокших от возбуждения ладошек педофила. – А как к вам обращаться, милое создание?
– Никак! – не «по-тимуровски» пытался грубить я незнакомому человеку.
– А все-таки? Неудобно разговаривать, не зная вашего имени, – банным листом на интимное место клеился подлюга, в свою очередь не спешивший озвучить собственное имя-отчество.
Ух! Сейчас, через полсотни лет, я бы ему вдул! А тогда терпеливо продолжал разговор. Учился еще.
– Рафик.
Непродолжительное молчание сменялось как всегда недоуменным вопросом:
– Как-как?
Этот вопрос взрослых людей бесил меня больше всего. Но злился не на них, а в такие моменты я раздражался на родителей, царствие им небесное, почему они назвали меня этим высокопарным именем. Не могли, что ли, наречь каким-нибудь именем попроще?
– Меня зовут Рафик, – мрачно бурчал в трубку, – я мальчик, – продолжал настаивать на своем, глядя в настенное зеркало. Стриженная под полубокс круглая голова, чубчик, оттопыренные уши, выщербленный в жестокой уличной драке один на один передний зуб, пионерский галстук. Ничего женского! Разве что голос?
– Что это за имя? – продолжал интересоваться любознательный аноним. Конечно, для Новосибирска это имя и могло показаться экзотичным в то время, но имя великого итальянского художника образованные люди должны были знать. К тому же на весь мир уже гремела слава испанского певца Рафаэля.
– Ра-фа-эль! – медленно по слогам, стесняясь,
