и, более того, относить его к сущностным признакам правового явления не представляется обоснованным. Нормативную определенность следует рассматривать как вторичный признак уголовно-правового воздействия, обусловленный социально-правовой значимостью этого явления.
Не столь однозначно решается вопрос об отнесении мер уголовно-правового характера к мерам государственного принуждения. Большинство отечественных и зарубежных криминалистов отвечают на него положительно. Так, У. Я. Крастиньш пишет, что общим для уголовно-правовых мер воздействия и наказаний является то, что они «реализуются в принудительном порядке: их назначают и исполняют соответствующие, уполномоченные на то государственные институции»12. Иной точки зрения придерживается С. Курганов. На его взгляд, принуждение свойственно лишь наказанию, в то время как альтернативные меры – любой вид освобождения от наказания или от его отбывания – не являются мерами принуждения, поскольку не влекут за собой наступления неблагоприятных правовых последствий для виновного лица13. С последним утверждением сложно согласиться.
Во-первых, усматривается несколько некорректное отождествление содержания уголовно-правовой меры и государственного обеспечения ее реализации.
Способ обеспечения отличает право от иных форм социального регулирования. Отглагольное существительное «принуждение» образовано от слова «принудить», означающего приневолить, силовать, заставить сделать что-либо14. Отсюда под государственным принуждением понимается возможность государства обязать субъекта помимо его воли и желания совершить определенные действия либо воздержаться от их совершения.
Принудительность выступает неотъемлемым признаком как права в целом, так и отдельных его норм. Обеспеченность реализации права государственным принуждением обоснованно определяется как необходимый внешний фактор функционирования правовых положений. Лишь имея под собой потенциальное силовое вмешательство уполномоченных на то властных органов, право может называться общеобязательной системой формально определенных правил поведения и выступать действенным и эффективным средством урегулирования общественных отношений.
Нередко принуждение возводится в ранг основного, первичного свойства права и государства. К примеру, Ж. И. Овсепян пишет о том, что без принуждения не может быть ни государства, ни права, поскольку принуждение лежит в основе определения всех важнейших признаков и атрибутов, их составляющих15. Не умаляя особой значимости категории «принуждение» в праве, думается, что в приведенной точке зрения имеет место явное преувеличение ее роли в обусловленности понятий «право» и «государство».
Первичность (сущностность) признака принудительности относительно государства и права является весьма спорной, в то время как необходимость такого их признака не вызывает сомнений.
Во-вторых,
