так что Кеша скажет папе?
– Папа!
– Папа, – улыбнулась Мария теперь уже Валерию.
– Ты у меня самый лучший! – выпалил ребенок. – На! – Он вытащил из нагрудного кармана рубашки конфету в красивом фантике и протянул Валерию.
Теперь уже заулыбались все.
Счастливый отец взял конфету из рук ребенка.
– Самое дорогое тебе отдает, – сказала Мария.
Валерий поснимал еще немного детей – как они возятся с подаренными игрушками.
Застолье продолжалось еще долго.
Проводив гостей до конечной остановки автобуса, они пили вино и смотрели в ночное небо из окна своей новой квартиры. Утомленный Кеша спал на большом надувном матрасе в центре комнаты – там, где стоял стол. Сами они ушли на кухню. Из осветительных приборов была только маленькая настольная лампа, дававшая холодный «офисный» свет, но им казалось, что и он греет, что этот свет – часть их бездонного счастья, бесконечного, которое будет всегда, пока жив человек на Земле.
– Молодость кончается, – отчего-то произнесла Мария, сама удивившись своим словам.
– Да ну и хрен с ней, – ответил Валерий.
Они целовались, кувыркались на надувном матрасе, кидались друг в друга маленькими плюшевыми игрушками, которые им надарили на работе.
Валерий крепко обнял жену.
– Не отпущу! Никогда тебя не отпущу, – сказал он с напускной серьезностью.
Мария приложила палец к его губам и вдруг тихо запела:
– Ты вернешься домой
По знакомой тропе
Из неведомой дали,
Ты вернешься домой,
И откроется дверь…
Валерий слушал удивленно: за все годы совместной жизни он очень редко слышал пение жены, в основном мурлыканье под нос из репертуара радиостанций.
– Почемуты никогда раньше не пела? – спросил он.
Но Мария продолжала, словно не слышала вопрос:
– И захочется верить,
Что тоска и тревога —
Все кончается там,
Где распахнуты окна
И не заперты двери,
Где грехи и ошибки —
Все прощается нам[1].
– Рано? – удивилась Тигра. – Мы уже спим вместе вовсю. Может, и разонравишься. Это как ты себя вести будешь.
– Два раза спали, – коротко сказал Валерий.
– Валер, – вздохнула Тигра. – Я не хочу быть любовницей. Я прекрасная любовница, но я не хочу ей быть. Я хочу быть единственной. Ты уж решай. – Она поцеловала его, взяла за руку и запустила к себе под халат. – По-моему, тут выбор очевиден.
– А что с ребенком? – спросил Валерий.
– Будешь видеться. Я что же, запрещаю?
– Ладно. – Он повернул замок и открыл входную дверь.
– Не поцелуешь?
– Не поцелую. – Вышел в подъезд и хлопнул дверью.
«Но ведь
Песня из репертуара Л. Успенской на слова Р. Лисиц.
