style="font-size:15px;"> Единый язык
А может быть, ни один из языков не имеет особых преференций? Не исключено, что глобализация предполагает вообще создание особого единого языка, а вовсе не вручение верительных грамот одному из них? Но тогда о чем речь – о живом процессе языкового творчества или о проектировании и реконструкции языкового наследия?
Большинство экспертов считают, что межгосударственным языком должен стать язык сконструированный, не имеющий откровенных имперских притязаний. Он обязан функционировать в сфере межгосударственных отношений и в сферах, которые эти отношения обслуживают (почта, телеграф, телефон). Не следует ему также вытеснять национальные («этнические») языки. В то же время такой язык не должен быть предельно искусственным, созданным, как говорится, из реторты. Хорошо, если его лексическую основу составят слова, которые уже наличествуют в других языковых системах.
Но может ли такой сконструированный язык стать средством живого общения? На это потребуется, по крайней мере, жизнь трех поколений, и то при условии, что созданная языковая система станет функционировать во всех сферах. Он должен также обнаружить нейтральность по отношению к государственным языках всех стран, кроме того, важно, чтобы существующие языки (немецкий, итальянский, английский, французский, нидерландский, датский, ирландский) соотносились с общеевропейским языком как диалекты и литературный язык. В качестве схемы можно помыслить, скажем, соотношение франкского, баварско-алеманского диалекта и литературного немецкого языка. Можно также желать, чтобы такой язык был прост фонетически.
Однако всех этих условий недостаточно, если речь идет о языке не только общеевропейском, но и общечеловеческом. Эта тема имеет солидные историко-философские традиции. Вопрос о том, возможен ли в принципе единый язык человечества, обсуждался в эпоху Просвещения. Мыслители той эпохи не сомневались в том, что человечество вынуждено реализовать эту идею, чтобы иметь совершенное средство общения и выражения человеческих знаний. Базой для этого процесса они считали философию. Только она может интегрировать общее знание, накопленное человеческим родом. Но такую интеграцию не способен обеспечить естественный языковой процесс. Когда В. Гумбольдт анализировал мексиканский язык, ему и в голову не могла прийти мысль, что какой-нибудь неевропейский язык может претендовать на универсальность.
Хотя языки в целом имеют одно и то же строение, каждый из них отличается своеобразием. В эпоху Просвещения мир Востока все еще воспринимался как экзотический, постепенно становясь ареалом особой таинственной культуры. Но возможен ли единый, планетарный язык? На этот вопрос В. Гумбольдт отвечал отрицательно. Он писал: «И желание объединить все эти языки в одном общем языке и таким образом связать воедино все его рассеянные преимущества было бы совершенно химерическим предприятием»16.
Тем не менее систему человеческих
