«Над пропастью во ржи»). Начинается тщательная работа – от урока к уроку. Вот они, каждодневные училищные заботы – как преодолеть в ученике то, что ему мешает, как отыскать то, что нужно ему, и не только для этой роли, но и вообще как артисту…
Миронов показался близким Чичикову актерски. И вот еще запись: «Правильно все пропускать через мысли» – это же не открытие, это норма актерского существования, ее надо искать и искать. «Убрать у Андрея излишнюю нервность в руках». «В речи излишняя пулеметность, особенно в начале – убрать, речь должна быть округлая».
Репетировали мы достаточно увлеченно. Листаю репертуарные записи. 14 января 1961 года. 21.15–24.15, «Мертвые души» в гимнастическом зале (это наша сцена). 15 января. 21.00–24.30, «Мертвые души». А ведь на следующий день опять в 9 часов на занятия. «А еще вот так, а еще вот так». Сдаем работу на зачете. А. А. Орочко, зав. кафедрой, говорит: «Расстраивал меня Миронов до сегодняшнего показа. Сегодня хорошо – органично, задорно, но все время характерные и острохарактерные роли играет, надо бы что-то попроще». Б. Е. Захава: «Что-то вроде Жадова». Реплики справедливые…»
В том же 61-м у Миронова случилось еще несколько прекрасных ролей. Так, на втором семестре тот же Катин-Ярцев взял его в отрывок из спектакля «Тень» Е. Шварца на роль журналиста Цезаря Борджиа (десять лет спустя Миронов сыграет его же в фильме Надежды Кошеверовой). Роль Аннунциаты исполняла Ольга Яковлева, Ученого – Николай Волков, Пьетро – Юрий Волынцев. На одну из репетиций пришла педагог А. Ремизова, которая поначалу его и ставила, но потом вынуждена была передать другому – она сдавала этот же спектакль в Театре Вахтангова. Ремизова решила, что детищу Катина-Ярцева не хватает музыкальности, и работа пошла в этом направлении. Музыка стала звучать по-новому, поменялась пластика, появились куплеты, подтанцовки. В этой новой интерпретации талант Миронова засверкал новыми красками. По словам Ю. Катина-Ярцева: «И надо было видеть, как оживился и расцвел Андрей Миронов. Загорелись глаза, подвижность его рвалась наружу, и то зерно роли, которое мы раньше определяли („мотылек“), стало воплощаться в каждом его движении. И несмотря на его сетования в последующие годы на недостаточную музыкальность, она проявлялась во всем. Вот заседают министры королевства, и вездесущий Цезарь Борджиа порхает с одного конца сцены на другой – пируэты, поклоны, реверансы, музыкальные фразы следуют чередой друг за другом. Роль зажила по-настоящему полнокровно, становясь значительной, очень современной. Так и о костюмах записано: „Миронову можно современный костюм“ – такой и был в спектакле, песочного цвета. Дипломный спектакль получился и успешно принимался зрителями, и Цезарь Борджиа вызывал одобрительные аплодисменты…»
Из других ролей Миронова-третьекурсника следует отметить следующие: Сганарель в «Лекаре поневоле» (режиссер А. Брискиндова), Хиггинс в «Пигмалионе» (режиссер Ц. Мансурова), Лукаш в «Бравом солдате Швейке» (режиссер Ю. Любимов). Последнего Миронов играл так виртуозно, что все,
