постоянно мечется в сомнениях. Сомнение, в свою очередь – антипод веры, но и без сомнения вера неустойчива и теряется при любом факте, противоречащем имеющимся установкам.
Особенности веры обусловлены не только ее предметом, но и личностными качествами человека, который верит. Поэтому и в познании, и в коммуникации роль веры не может быть определена однозначно. Есть люди внушаемые, склонные верить, либо имеющие душевный склад, духовную организацию, направленную на скрытые, сокровенные слои бытия, их привлекает все таинственное, мистическое, являющееся предметом интуитивного постижения. Такая вера может быть слепой, иррациональной, фанатичной, не приемлющей никаких разумных альтернатив. Давая бескомпромиссную характеристику фанатизма и атеизма, Вольтер писал, что это два чудовища, которые могут пожрать и растерзать общество. Разница между ними состоит в том, что атеист в своем заблуждении сохраняет разум, подрезающий его когти, а фанатик одержим постоянным безумием, которое оттачивает его когти.
Вера – глубоко интимное, личностное чувство. Столкновение доводов разума и рассудка, с одной стороны, и религиозной веры, – с другой, – может быть причиной ее кризиса. Вот что пишет о своей вере и причинах ее кризиса митрополит Вениамин (Федченков) в своем труде «О вере, неверии и сомнении»: «Не помню, как и когда были заброшены в мою душу первые слова о вере матерью… Память уже застала меня верующим, каким были и мои родители…»[4]. Особый интерес представляют размышления автора о кризисе веры, который он испытал в процессе образования в духовной семинарии: «Я был верующим. Но эта вера была верою по преданию, по традиции, по быту: семья, школа, семинария поддерживали это, не усугубляя, не раскрывая, не зажигая, а только сохраняя ее. Семинария ж привела к этому еще другое свойство: веру в ум, силу знания, рационализм. Мы воспитывались в твердом воззрении, что все можно понять, объяснить; что все в мире рационально. И вся наша богословская наука, в сущности – схоластическая, рассудочно-школьная стояла на этом базисе: все понятно. Никаких тайн! Посещали музеи, театры, Публичную библиотеку и не удосужились увидеть славного, знаменитого на всю Русь великого молитвенника и чудотворца – отца Иоанна Кронштадтского. Так возникает сомнение в истинности Священного Писания…». Автор отмечает и другой пласт Священного Писания, который противоречит науке и простому здравому смыслу, и который не может быть объяснен на путях рационализма и фактов науки. Какой же выход из этого интеллектуального тупика предлагают авторитеты церкви? Вот совет крупнейшего авторитета церкви Иоанна Златоуста: «Если ты чего-нибудь не понимаешь в Писании, то не печалься об этом, а прими на веру без рассуждения, ведь это же есть Божие Слово, а Бог говорит одну истину. Принимай же ее со всей несомненностью по одному тому, что она есть Слово Бога». Правда, для автора (Вениамина) эти слова вначале не показались убедительными, но впоследствии
