Кир направился на родину, в Шотландию (откуда вернулся лишь 8 июня 1813 года), передав свои обязанности штаб-лекарю Крылову. Военный караул, охранявший Дом в соответствии с выполненной императором Александром просьбой Шереметева, ушел в действующую армию. За безопасностью Дома теперь следили сами его служащие. В храме Живоначальной Троицы богослужения не прекращались до тех пор, пока это было возможно. Странноприимному дому предстояло испытать «все неистовства, какие токмо изобрести могут одни просвещенные французы». Так описывал пребывание неприятеля в Москве Федор Иванович Корбелецкий в своей книге «Краткое повествование о вторжении французов в Москву и о пребывании их в оной, описанное с 31 августа по 27 сентября 1812 г. Ф. Корбелецким с присовокуплением собственного его странствования», изданной в Санкт-Петербурге в 1813 году.
Напрасно ожидавший за городом депутатов с московскими ключами, Наполеон принял решение лично поехать за ними и оказался в Белокаменной во вторник, 3 сентября, въехав «в половине одиннадцатого часа утра в Дорогомиловскую заставу. Арбат был совершенно пуст». На улице Бонапарт увидел только содержателя одной из аптек и его семью, а также раненого французского генерала, «накануне к ним поставленного постоем». «Подъехав ближе, Наполеон посмотрел на них вверх весьма злобно», окинул быстрым взглядом весь дом, вновь бросил взгляд на находящихся у окна – и продолжил путь.
«Он сидел на маленькой арабской лошади, в сером сюртуке, в простой треугольной шляпе, без всякого знака отличия. В расстоянии ста сажен ехали перед ним два эскадрона конной гвардии. Свита маршала и других чиновников, окружавших Наполеона, была весьма многочисленна. Пестрота мундиров, богатство оных, орденские ленты различных цветов – все сие делало картину прекрасною, а простоту Наполеонова убранства еще разительнейшею».
(Источник: Корбелецкий Ф. И. Краткое повествование о вторжении французов в Москву.)
«Победитель Москвы» приблизился к Боровицким воротам. За все это время он не заметил почти ни одного жителя.
«Негодование написано было на всех чертах Наполеонова лица». Император Франции даже не пытался скрывать происходившее в его душе. Спускаясь с лошади и взглянув на стены Кремля, он с насмешкой произнес: «Какие страшные стены!» «Удивительно, что он пренебрег обыкновенною своею комедиею и что не приказал поднести себе московских ключей, кем бы то ни было, для провозглашения потом пышной церемонии сей».
В ярости от ненависти и пренебрежения, встреченных со стороны русского народа, который предпочел «лучше уступить древнюю свою столицу его ненасытному честолюбию и алчности его орд, нежели преклонить перед ним выю», Наполеон приказал, чтобы во всех полках, «по очереди к грабежу назначенных, употреблять отборных солдат, вместе с офицерами, для доставления в Кремль съестных припасов всякого рода, и чтобы русских обоего пола, не разбирая ни состояния, ни лет, употреблять для сего вместо лошадей».
