того чтобы создать семью, нужно пройти унижения не только тела и духа, но и души. А если мать не научила этому своих детей, о какой семье может идти речь? Первые браки у обоих сыновей распались. У каждого из них родилась дочка.
В 2004 году у женщины появилась киста в груди, муж ушел к другой женщине. Тогда одной внучке было около двенадцати лет, а второй – около четырех. Понятно, почему у бабки начались проблемы со здоровьем. С двух до пяти лет ребенок погружается в этот мир и на тонком плане проходит первые испытания. Если вместо любви он выдает ненависть к другим или к себе, то за это отвечают его родители и деды.
В десять-двенадцать лет у девочек начинается половое созревание. Вероятно, ни старшая, ни младшая внучка не сумели подсознательно принять очищение в виде будущих обид, боли и потерь. Соответственно, бабке дана была возможность их спасения. К сожалению, ни на внешнем, ни на тонком плане женщина не смогла пройти ситуацию правильно. Правда, потом она простила мужа, попыталась измениться. Но помочь своим потомкам все же не сумела.
Прошло шесть лет. Сейчас младшей внучке десять, а старшей – восемнадцать. Старшей предстоит испытание первой любовью, а у младшей начинается половое созревание. Похоже, они снова не принимают очищения: подсознательно входя в контакт с будущими событиями, не могут правильно отнестись к ситуации. И всем своим букетом болезней бабка подсознательно подстраховывает и спасает их. Чем мы грешим, то и болеет. Этот букет болезней перекрывает подсознанию возможность отречения от любви. Тело страдает, судьба унижена, душа болит. Остается один путь – к любви.
На момент написания записки вся аура женщины была пропитана агрессией к мужчинам. Естественно, часть этих обид и ненависти стала превращаться в программу самоуничтожения. Многое перепало детям и внукам. Чем больше ненависти, обид и уныния мы передаем потомкам, тем меньше шансов у нас выздороветь.
Если ребенок может погибнуть, а родитель, подстраховывая его подсознательно, начинает болеть и умирать, в этом случае никакие лекарства обычно не помогают. Официальная медицина в таких случаях бессильна.
Женщина интуитивно поняла: ей не позволят выздороветь, отсутствие изменений в ее характере – это приговор внучкам.
Прошло полгода после нашего общения. Я беру телефон и набираю номер. Жива ли эта женщина? Сделала операцию или отказалась? Длинные гудки, никто не берет трубку. «Похоже, эта история закончилась…» – думаю я. И неожиданно слышу женский голос. Женщина оказалась жива, и, судя по голосу, настроение у нее бодрое.
А знаете, я почувствовала, что это вы! – радостно восклицает она.
Как ваши дела? – интересуюсь я.
Анализы уже неплохие, чувствую себя гораздо лучше. Вот только думаю, делать операцию или нет. Вы не могли бы посоветовать?
Здесь только вам решать, – отвечаю я. – Не надо перекладывать ответственность
