за великолепным столом на радость всем рабам и особенно, конечно, Сильвии.
– Торжественно обещаю, что отныне Глория будет изучать грамоту и помогать нашей великолепной Сильвии на кухне. Ура, господа мои!
– Ура, презренный раб Квинт Суровый, ура!
Пока домочадцы сметали всё, что стояло перед ними, шумно хрустя кабаньими хрящами и захлёбываясь добрым вином, Квинт пригласил Юла и ещё одного актёра на каменную площадку, специально оставленную свободной прямо перед столом. В руках они сжимали мечи, а перехваченные у пояса туники были развязаны на груди и спущены с плеч так, что щедро намазанные оливковым маслом торсы актёров сделались обнажёнными.
Все участники застолья могли наслаждаться представлением. Оно разворачивалось перед ними на расстоянии едва ли не вытянутой руки.
Сенатор вытер взмокший лоб полотенцем, которое продолжало висеть у него на плече.
– Сенат римский не похвалит меня за то, что я устраиваю гладиаторские бои для потехи, нарушая обычаи наших предков, допускавших лишь ритуальные поединки в честь поминовения павших воинов. Если сенат узнает, меня с лёгкой руки завистников и болванов, коих в сенате становится всё больше, обвинят в том, что я следую моде презренных этрусков. Что ж, мне глубоко наплевать на потуги медноголовых баранов, с недавних пор так рьяно оккупировавших курию! Уверен, что дефицита баранины никогда не будет в нашем благословенном Риме.
– Зачем же ты устраиваешь бои на потеху? – громко сказала я, нахмурив брови.
– О, девочка! Я просто люблю, когда люди красиво дерутся и иногда красиво умирают. Так я прививаю зрителям вкус к настоящей, а не фальшивой красоте искусства.
С этими словами Квинт громко хлопнул в ладоши. Бой с первых же мгновений продемонстрировал всю жестокость вооружённого столкновения, никакой красоты искусства я в нём не увидела.
Не прошло и нескольких мгновений, как изящный короткий меч Юла погрузился в бок его некрасивого, сутулого, узловатого и низкого, как ствол виноградного куста, соперника, однако поединок не прекратился.
Раненый отчаянно сопротивлялся. Юл, конечно, добил бы его, если бы не я. Нет, смотреть на это безобразие было выше моих сил!
Вскочив на стол, я крикнула: «Прекратите!», но бойцы вошли в раж и, похоже, не слышали меня. Тогда я спрыгнула со стола и остановила руку Юла с мечом в тот самый момент, когда он занес её для решающего удара в грудь противника, – в то место, которое отчаянно пульсировало чуть выше ключицы.
Юл впал в такую дикую злобу, что сделалось страшно, однако я взяла его руку на излом так, как в детстве учил отец. Меч актёра со звоном упал на каменный пол.
Юл рухнул на колени. Ему не оставалось ничего иного, как попросить меня отпустить руку.
Сенатор хохотал до слёз. Юл увёл раненого, а сенатор подошёл ко мне.
– Ты испортила мне праздник, Клелия!
