По двору ходили красные распаренные люди с вениками. Пахло сыростью, и вспоминались, как наказание, банные дни с длинными очередями, горячей водой и жесткой мочалкой. Баня была единственным местом, где можно было отмыть нательную грязь, скопившуюся за неделю. В нашей подвальной квартире был туалет и одна чугунная раковина с краном, из которого текла ледяная вода.
Сначала я ходил в баню с мамой и бабушкой. Очереди были огромные. Mы часами стояли молча. Говорить, когда рядом чужие люди, было не безопасно. Зато мылись быстро, по-деловому. Сначала мыли меня, выводили в раздевалку, заворачивали в простыню. Я ничего особенного не замечал. Баня как баня. Моются тетки. Но вскоре тетки стали кричать, возмущаться, ссориться с мамой. Что, дескать, мужика водите, глазеет на нас, мыться спокойно не дает.
И с этих пор я начал ходить в баню с папой. Для меня вокруг оставалось все таким же. Мылись вокруг голые тетки, теперь стали мыться голые дядьки. Но теперь баня стала мукой, так как папа мыл меня горячей водой и брал с собой в адскую парилку, где у меня болела голова.
Когда мы с бабушкой шли через банный двор у меня возникали эти неприятные воспоминания. Но зато этот путь был короче.
Тучков мост дыбился, как гора, заслоняя собой весь белый свет. В Неве около моста извивались и струились длинные гибкие водоросли, и пацаны закидывали к ним с моста свои удочки и проволочные сетки на длинных веревках. Взобравшись на середину моста, очень хотелось посмотреть на реку, глубокую воду в водоворотах, проплывающие буксиры, из труб которых валил черный дым, а если повезет, то и на речной трамвайчик, полный разодетого веселого народу, отдыхающего в воскресный день. Хотелось покормить скользящих по воздуху чаек, посмотреть далеко в даль, где виднелось море. Но бабушка тянула за руку, торопилась на службу. С середины моста, как с вершины горы, за дворцом Бирона виднелась церковь с высоченной колокольней, утопающей в кронах деревьев церковного сквера. Она, эта колокольня, как свеча упиралась в небо своим сверкающим крестом, а за ней светились золотом кресты четырёх куполов, и слышался звук колокола. С моста под горку шлось легко и быстро.
Перед церковью толпилось много нищих. Мы прошли через их строй и взошли на паперть. Люди крестились и кланялись. Бабушка показала мне, как надо перекреститься, сложив пальцы в троеперстие, и мы вошли в мерцающий свечами и золотом полумрак храма. Меня поразила огромная его высота. Там, в вышине, пели ангелы. От чего то я заплакал. Mне стало страшно от таинственности и я прижался к бабушке. Народу было много и из-за них ничего не было видно. Мы пробирались все дальше и дальше. Сладостный запах ладана похожий на разнотравье дедушкиного амбара ударил мне в ноздри. Какой-то очень громкий мужской голос закричал какое то непонятное слово «вонмем». Мне показалось, что ловят грешников, чтобы наказать их. Мы протиснулись, наконец, к большой золотистой иконе со ступеньками. На ступенях сидели дети, такие же, как я и ещё меньше. Их было много. Бабушка сказала, что это Николай Чудотворец, чтобы я сидел около него и ждал, а она пойдёт исповедовать свои грехи.
– А я?
– Тебе
