от нападок и любых попыток обвинения в колдовстве.
Миска в руках все еще слегка обжигала пальцы, но то было приятное ощущение. Конечно, эта пища не могла сравниться с изысканными блюдами, в изобилие подававшимися во дворце, но в тот момент ее вкус значил лишь одно. Свободу. И потому на свете не было еды вкуснее.
На протяжении ужина несколько раз Эллери осмеливалась украдкой бросить взгляд на противоположную сторону. Пугающей фигуры в плаще больше не было, и девушка даже задалась вопросом, а не привиделось ли ей.
Закончив с трапезой, девушка вернулась в карету, предвкушая завтрашний день, который обещал стать одним из самых прекрасных дней в ее жизни.
Но с самого утра все пошло не так.
Еще только пробуждаясь от удивительно крепкого сна, девушка уже почувствовала, первые вестники необъяснимой тревоги.
Может, все дело было в поменявшемся темпе движения, в том, как чаще и сильнее подскакивали колеса на выбоинах дороги.
А, может, дело было в повисшем в воздухе запахе гари, тонком, едва уловимом, но оседавшем на языке горчащим привкусом.
– Не нравится мне это, – точно в такт ее мыслям пробормотала старая нянька, плотнее закутываясь в накидку, словно та могла защитить хозяйку от дурных опасений. – Ничего хорошего не стоит ждать от места с таким названием.
– О чем ты, Ниньи?
– Норк успел шепнуть перед отъездом, что путь наш лежит через Седую Долину, – хмурясь, произнесла женщина.
– Почему она зовется Седой? – полюбопытствовала девушка.
– А ты выгляни наружу, – посоветовала женщина. – Сразу сама поймешь.
Девушка послушно отдернула занавеску, и взглянула сквозь мутное стекло.
На первый взгляд показалось, что пейзаж за окном не изменился. Однако приглядевшись, можно было заметить первые вестники перемен. Поблекла зелень кустарников, они становились все мельче и изможденней, словно сама земля не позволяла им расти в полную силу. Небо за окном тоже выцвело, до самого горизонта затянувшись серыми тоскливыми тучами, хотя это можно было списать на приближающуюся грозу. Но главные изменения произошли с дорогой – она стала заметно уже, извилистей, было видно, что ею давно уже не пользовались, отчего карета то и дело подпрыгивала на кочках и ухабах, с трудом вписываясь в узкую колею.
Увиденное заставило девушку нахмуриться, но она быстро взяла себя в руки.
– Не особо там что-то и изменилось, – посылая успокаивающую улыбку собеседнице, непринужденно проговорила Эллери.
Но ее нарочито бодрый голос не убедил няньку.
– То ли еще будет, девочка, – качая головой, пробормотала та, отворачиваясь.
Неосознанным жестом девушка нащупала прохладный металл медальона, с которым никогда не расставалась. Это знакомое прикосновение
