царя. Именно поэтому, когда хан Урус во главе большой свиты выехал к нему, Пелепелицын остался в седле и гордо поглядел в глаза степняку.
– Желаю тебе здравствовать, князь Урус, – кивнул он. – Меня зовут Василий Пелепелицын, сын боярский. От Посольского приказа я на твоей земле. Царь всея Руси Иоанн Васильевич, старший брат твой, шлёт тебе поклон. И богатые подарки шлёт тебе, дабы твоя душа возрадовалась. От его имени говорить с тобой буду.
А Урус так и сверлил его недобрым взглядом. Фыркали лошади, отмахиваясь мордами и гривами от назойливых мух.
– Сойди с коня, боярский сын, – вкрадчиво сказал один из людей ногайского князя, – и поклонись до земли.
Но Василий Пелепелицын только нахмурился. Давно прошли те времена, когда русские князья на коленях вползали в шатры к золотоордынским ханам, которых именовали своими царями, и не смели головы поднять, пока им на то не давали позволения. Ногайский князь был данником и вассалом Руси и первым должен был спешиться. Но не в том положении была нынче Русь, и князь Урус сам ждал, когда же посол спрыгнет с коня.
– Слышишь, боярский сын? – окликнул его всё тот же родовитый ногаец. – На его ты земле, сам же сказал, на земле князя Уруса… А может, ты только говорить и умеешь? – Но Пелепелицын не смел и не желал кланяться до земли! Он представлял царя в прикаспийских степях! Напряжение нарастало. – А слухом ты не обделён, боярский сын?
Русские перешёптывались, ждали беды. Стреляли глазами ногайцы. Что-то должно было случиться! А потом князь Урус зыркнул узкими глазами-щёлочками на своего нукера, и тот метнулся к Василию Пелепелицыну; русский посол не успел оглянуться, как наброшенный аркан сковал его по рукам; рванул в сторону ногайский конь, и посол вылетел из седла и рухнул на землю. Русские ратники схватились за сабли, но тут же оказались под прицелом полусотни ногайских лучников.
Но Василия Пелепелицына не стали катать по сухим летним степям, уматывая до смерти за дерзость, как сделали бы прежде, а так и оставили лежать в степной траве. Урус зло улыбался, глядя на униженного при всех, извивавшегося русского посла.
– Сучье отродье, – повторял, горя от гнева, Пелепелицын, – паскуда басурманская, чёрная душа! Сволочь проклятущая…
Он был унижен, оскорблён, раздавлен. Это и надо было князю Урусу. Но не только!
– Разоружить! – приказал Урус своей охране, и те бросились к русским, окружили их.
– Что делать будем, Василий Степанович? – спросили воины, готовые драться и погибнуть, коли надо.
– А что делать? – задыхаясь от злости, кивнул Пелепелицын. – Их вон – тьма! А нам ещё посольство надобно справить, пока мы на этом свете…
Русские отдали свои клинки. Их сняли с лошадей и отвели к большому походному шатру. Перед шатром пленников грубо обыскали, отняли все ценное, только кресты нательные и оставили и затолкали
