Вязинцева», – и строгая женщина, удовлетворённая ответом, снова взялась за спицы.
До прихода Колесова я с увлечением перебрал дядины закрома. На антресолях, кроме консервации и всякого строительного хлама, были фотоувеличитель, коробка с электробритвой «Харьков», диапроектор, целая стопка старых журналов «Кругозор» с голубыми пластинками-вкладышами. Таких я уже лет пятнадцать не видел. Я даже хотел что-нибудь поставить, но в колонках радиолы отходил контакт, и звук прерывался. Пока я лазил за шкаф и вытаскивал провода, в дверь позвонили.
Нужно признаться, Колесов совсем не напоминал взращённого мечтой идеального покупателя – стеснительного отца малогабаритного семейства: жена и дочка лет пяти. Вадим Леонидович был костляв, долговяз, с ярко-чёрными зализанными волосами и крупными, как у Микки-Мауса, залысинами. Он постоянно улыбался, жестикулировал и смотрелся очень ушлым, а ушлый человек, по идее, не должен был бы интересоваться моей квартирой.
Вместо жены и белокурой дочки Колесов взял приятеля по имени Алик – Вадим Леонидович его представил и сразу же рассыпался горохом в дробных извинениях: дескать, сам нагрянул и ещё сослуживца привёл. Вроде этот Алик – субъект с красным, как солнечный ожог, лицом – любезно подвёз Вадима Леонидовича на своей машине. Алик, запихнув кулаки в карманы кожаного пиджака, стоял на одном месте, пружинисто покачивался туда-сюда, словно кресло-качалка, с пятки на носок, и лишь однажды попросил воды.
Вадим Леонидович прытко, как паук, обежал гостиную, мельком заглянул на кухню, и вскоре из дядиной спальни раздался его радостный крик:
– Алик, Алик, иди скорее сюда!
– Что там такое? – буркнул хмурый Алик, но тем не менее подошёл на зов.
Колесов, стоя перед этажеркой, восторженно листал какую-то книгу:
– Ну надо же, а?! – Он встретился глазами с Аликом, и тот кашлянул. – «Тихие травы»!.. Читали?! – Колесов впился в меня внимательным цепким взглядом.
– Нет, – сухо ответил я. Эта беготня Колесова и пустые выклики мне порядком надоели. – Стоит прочесть?
– Не думаю, – он заулыбался. – Книжонка – чепуха. Просто у меня с ней связано одно романтическое воспоминание, словами не передать. Коктебель, море… Вот, Алик знает. Если захотите, расскажу…
Я взял из его рук книгу и бегло осмотрел. Издание конца семидесятых. Тощий корешок был наполовину затёрт – непонятно, как вообще Колесов обнаружил «романтическое воспоминание» на дядиной этажерке.
– Слушайте! – вдруг вскрикнул он. – Вам же книжка не нужна. Продайте, а?
Я сдержанно сказал: если мы договоримся, то я подарю ему эту макулатуру.
Вадим Леонидович засуетился:
– Разве я не говорил, меня всё устраивает, и я готов выложить э-э-э… восемь тысяч зелёных. Что скажете? – он тревожно замер.
Это было на две тысячи больше моих самых смелых прогнозов. Я, внутренне
