теле, согревавшем его своим теплом и нежностью, – спустя много лет, когда уже гнили в могилах кости следователей и частных приставов, обложивших его капканами неотразимых улик, когда уже сгинули с лица земли травившие его прокуроры, губернаторы и министры, которых он пережил, отмеченный редкостным долголетием, бравировал перед журналистами, бравшими у него интервью:
– У меня было дело, длинное запутанное дело, которое стоило мне немало денег и здоровья. Меня завлекли в чиновничью клоповню и хотели съесть живьем. Да, видно, не по зубам я им пришелся: мы, Кобылины, живучий род. Срок свой я отсидел и дело выиграл.
Вечером 7 ноября, в тот день, когда исчезла Луиза, Александр Васильевич находился на балу в доме Надежды Нарышкиной. Там он остался ужинать.
– Домой я возвратился часу во втором пополуночи, – показывал он на допросе. – Не застав никого, раздет был камердинером и лег спать. В наружности камердинера ничего особенного не заметил, впрочем, и внимания на него не обращал. Возвратясь домой, я нашел у себя на туалетном столике весьма малую записку от Симон-Деманш, в которой она сообщала мне, что для расхода у нее осталось мало денег, и в то же время в коротких словах упоминала, что давно меня не видала, а потому, вынув из кошелька три российских полуимпериала, каковая сумма полагалась обычно на провизию, я приказал камердинеру наутро восьмого числа вместе с запискою доставить их ей. Сколько могу я припомнить, отправился я на вечер и возвратился пешком, ибо мои лошади были заняты сестрами, а извозчика я в этот вечер не нанимал. На вечер к Нарышкиным отправился я в восьмом часу или девятого четверть.
Утром 8 ноября камердинер Макар Лукьянов, исполняя приказание Сухово-Кобылина, отправился в Брюсов переулок с тремя полуимпериалами и запиской.
– Но как я барыню не застал, – объяснялся он в Мясницкой части, – то и возвратился с оными назад. Деньги и записку вернул барину, сказав, что Деманш дома нету со вчерашнего дня.
– И ударил в меня гром на Михайлов день! Нет моей милой Луизы! Так ли?.. Верно ли?.. Не ошибаюсь ли?..
И Александр Васильевич разрыдался на глазах у своего верного слуги, а тот возьми и покажи на следствии:
– Барин мой был в смущенном виде, плакал и говорил: «Верно, Деманш убита».
Сам не свой полетел Александр Васильевич в Брюсов переулок. Там он нашел только слуг.
– Где она?!
– Не можем знать, барин. Отлучилась из квартиры седьмого ноября в десятом часу вечера, а куда, не сказывала, да только пошла в теплом салопе и свечей не велела гасить, говорила, что скоро вернется.
– Галактион!! Скачи мигом в Хорошево к Киберам, и чтоб без барыни не возвращался!
– Воля твоя, барин, да только нет ее там.
– А ты почем знаешь, мерзавец? Убью! Делай, что тебе велено!
Отослав Галактиона к Киберам, Александр Васильевич взял сани Симон-Деманш и продолжал
