утолщающих непомерно линию пера, я использовал для черновиков. Как и березы шумящие, и замерший покой над платформой, и рельсы, чуть дымящиеся маревом над блестящими своими искривленными полосами…
Позавчера я ужинал в компании с одним из совладельцев фирмы, которая вторая или третья по объему строительства в Москве. Мы разговорились, и мой собеседник вдруг стал вспоминать, с чего они начинали тогда, семнадцать лет назад…
– С гусей? – спросил я прежде, чем осознал, что броское название фирмы, производившей бетономешалки, действительно совпадает с тем, что указано на его визитке.
Он опешил.
– А вы откуда знаете?
Но тут у него раздался звонок, и до конца вечера мы так и не вернулись к птичьему вопросу.
Гуси эти для него, кажется, тоже оказались святыми.
Поднять руки
В 1946 году, когда отец пошел в первый класс, на самом первом уроке учительница попросила:
– Дети, поднимите руки, у кого есть отцы.
Подняли только трое из сорока.
До восьмого класса отец тайно страстно им завидовал.
А потом горечь с возрастом куда-то делась.
Но, говорит, сейчас это чувство вернулось снова.
«Я очень хорошо помню этих детей. Два мальчика и девочка. Счастливцы».
Отцу в этом году исполнится 70 лет.
Гать и список
«Блокаду я провел на одном из участков Ленинградского фронта, в непролазной болотистой местности. Убитых хоронили в трясине, могилу не выкопать: яма на два штыка тут же наполнялась водой.
Немцы здесь не могли прорваться: ландшафт был непроходим, переправу не наведешь, потому после нескольких попыток прорыва – просто обстреливали.
В блиндажах вода по щиколотку, вся жизнь на нарах, если нет настила, кругом торчат облезлые горелые елки, осинник непролазный. Все время обновляли гати, вешки расставлены от кочки к кочке. В темное время лучше не выходить, сгинешь. Обстрел немцы вели редко и не метко, но и после такого неприцельного огня гати срывало в нескольких местах, снова шли восстановительные работы. После обстрела там и тут из трясины всплывали трупы наших товарищей, захороненные в прошлом году, во время активных боев на передовой; почти невредимые.
Гати нужны были для поддержки коммуникаций между частями. В сторону Ленинграда никто ничего на строил – и было понятно, что в случае чего в этих болотах все мы и сгинем. Но я считал, что все равно гать надо строить, чтобы горожане могли выйти и сдаться.
Ближе к концу осады на болотах появились стаи крыс, жирных, рослых. Крыса сидела на кочке и не желала никуда уходить, не боялась. Ходить по гатям стало опасно. Я передвигался теперь всегда с трофейным парабеллумом наготове, отстреливал тварей. Говорили тогда, что в городе теперь все вымерли, что там теперь пусто, и потому крысы вышли оттуда
