style="font-size:15px;"> – Ты слышишь это?
Она что, уснула?
Изабель вскинулась. Она не расслышала, как подошел отец. Он стоял рядом, мрачно хмурясь.
Какой-то непонятный звук, точно. С потолка посыпалась пыль, шкафы покачнулись, дерево стукнулось о дерево со странным звуком, будто зубы клацнули. Перед витриной замелькали тени. Тысячи теней.
Люди? Так много?
Отец направился к дверям, Изабель поспешила следом. В дверном проеме она увидела толпу, бегущую по улице, толпу, заполонившую и проезжую часть, и тротуары.
– Что случилось с этим миром? – пробормотал отец.
Отпихнув его, Изабель протиснулась наружу. Какой-то мужчина едва не сбил ее с ног, но даже не извинился.
Она ухватила за рукав пыхтящего краснолицего толстяка, пытавшегося выбраться из потока людей:
– Что такое? Что случилось?
– Немцы входят в Париж, – выдохнул он. – Надо бежать. Я воевал, я знаю…
– Немцы в Париже? – недоверчиво усмехнулась Изабель. – Это невозможно.
Толстяк помчался дальше, неуклюже переваливаясь из стороны в сторону, обливаясь потом, нервно сжимая и разжимая прижатые к бокам кулачки.
– Надо вернуться домой, – бросил отец, выходя на улицу и запирая дверь магазина.
– Это не может быть правдой, – возразила она.
– Самое худшее всегда оказывается правдой, – сухо отрезал отец. – Не отставай, – добавил он, решительно врезаясь в толпу.
Никогда прежде Изабель не видела такой паники. Суета, вспыхивающие фары автомобилей, рев двигателей, хлопающие двери. Люди громко окликали друг друга, хватались за руки, чтобы не потеряться в безумной сутолоке.
Изабель почти прилипла к отцовской спине. Столпотворение не позволяло двигаться быстро. В метро творилась настоящая свистопляска, так что им пришлось идти пешком, и домой они добрались лишь в сумерках. Руки у отца так дрожали, что входную дверь удалось отпереть только со второй попытки. Оказавшись наконец внутри, они буквально взлетели по лестнице на свой пятый этаж, позабыв о лифте.
– Не включай свет, – резко скомандовал отец, открывая дверь.
Не отставая от отца ни на шаг, Изабель прошла за ним в гостиную, а потом решилась выглянуть в окно, чуть приподняв светомаскировку.
Откуда-то издалека доносилось мерное жужжание. Оно становилось все громче, стекло начало дребезжать, как лед в стакане.
Пронзительный свист она услышала за несколько мгновений до того, как заметила в небе черную стаю, словно страшные дикие птицы.
Аэропланы.
– Боши, – прошептал отец.
Немцы.
Немецкие самолеты над Парижем. Свистящий звук становился все пронзительнее, переходя почти в женский визг, а потом – кажется, во втором округе – взрыв бомбы, жуткая вспышка света и зарево пожара.
Завыли
