курить сигары там, где ему нравится, поэтому на всякий случай спрятала руки за спиной.
– О да. Почему вы не передали мне письмо от мистера Арджи?! – Я шагнула к нему, и дворецкий попятился – видно, все еще помнил зонтик.
– Потому что он приносит всю почту мне, – обманчиво спокойный голос Винсента заставил сжать кулаки. Де Мортен спускался по лестнице, небрежно-равнодушный, как Загорье, славящееся невмешательством во время войн. Ну почему, почему рядом с ним меня наизнанку выворачивает от гнева?!
Я глубоко вздохнула и повернулась к нему.
– В таком случае вопрос уже к вам.
– Ваша безопасность – моя забота, а вы всячески ею пренебрегаете. И кто же рассказал вам о письме?
Де Мортен остановился рядом со мной, сложил руки на груди, привычно обжег взглядом – раскаленным, словно угли в жаровне. В позе – скука, но он умел раздавить одним движением и заставить ползать на коленях, не меняясь в лице. Да только не на ту напал!
– Моя безопасность?! – Я скрестила руки на груди и вздернула подбородок. – Если бы заклятие не имело к вам никакого отношения, меня бы уже не было. А про письмо мне сообщил тот, кто его написал.
Винсент прищурился, шагнул еще ближе, за его широкими плечами я уже не могла рассмотреть куда делся дворецкий. Пришлось задрать голову, чтобы смотреть в глаза де Мортену.
– Вы так стремитесь вновь попасть в мою постель, что готовы даже встречаться с любовником, – уголок рта презрительно дернулся. От вкрадчивых интонаций волоски на руках встали дыбом, по спине побежали мурашки. А еще на него напала болтливость: обычно Винсент выдавал фразы покороче. – И как же он относится к тому, что вы развлекаетесь с другим?
– В отличие от вас, не тыкает меня носом в заклятие. – Я затолкала поглубже позорное желание пустить слезу в духе благородных девиц. Не представляю, что на меня нашло. – Впрочем, вы и так все знаете – ведь почту Гилл приносит именно вам.
Оставаться рядом с ним не было никаких сил, но и бежать было некуда. Стоит ему ко мне прикоснуться – и я пойду за ним на край света. Да что там прикоснуться. Он просто стоит рядом, а я готова сдирать с себя одежду и вопить: «Винсент, я вся ваша!» – только чтобы чувствовать его жесткие ласки – снова и снова, до изнеможения, до сорванного криками голоса. Сказать бы, что я схожу с ума в этих четырех стенах, что у меня скоро боязнь замкнутых помещений разовьется, а на улице я буду шарахаться от людей, потому что их почти не вижу. О том, как меня зацепило его показное равнодушие, потому что все, чего я хотела, – простого приветствия, только не как собаке или служанке, и может, самую чуточку, вопроса о том, как я себя чувствую. Вот только ему наплевать на меня еще больше, чем мне на него. Здорово же придется постараться, чтобы уравнять себя с ним хотя бы в этом.
– Не драматизируйте, – бросил де Мортен, – мы не на сцене.
Внутри все переворачивалось от желания прижаться к нему, обвивать руками шею и сплетаться в объятиях. В мыслях кожа уже вспыхивала под его пальцами и губами,
