удовых буден. Особняком стояли авторы, которых сибирская земля породила: В. Распутин, В. Астафьев, Г. Марков, к примеру, а также те, кто жил и работал в ней профессионально, хотя и произрос на другой земле: профессиональный охотовед и замечательный русский стилист А. Скалон, все тот же В. Ломов.
А имена тех, кто бывал в Сибири в так называемых творческих командировках от творческих Союзов и прочих общественных организаций, где писатели наши не вылезали из-за пиршественных столов и потому не были в состоянии оглянуться на окружающий их мир из-за пьянок, чередующихся с похмельными синдромами, отписывались томами лжи и духовной проказы, можно перечислять до бесконечности.
Пожалуй, единственное из произведений, подобных псевдолитераторов, которое осталась в моей памяти, был очерк А. Битова о его поездке в творческую командировку на Камчатку. Поглядел нынешний мэтр тридцать лет тому назад полутрезвым оком в дымящуюся дыру Ключевской сопки, позавидовал спящему рядом с ним не протрезвевшему поэту Г. Горбовскому – и все впечатления.
Сам я, побывав на Сахалине в творческих командировках дважды, писать об этом острове отказался. Ибо не понял я сущности островитян, не разобрался в их проблемах за пару месяцев занятий невесть чем – и писать об островитянах, которых искренне полюбил, посчитал бестактностью и бесстыдством. А о Сибири писал только взглядом человека из экспедиций: лесоустроительной, геофизической, геодезической.
И вот передо мной – книга человека, рожденного в селе Масловка Тамбовской области, затем – работяги в Сибири и, наконец, многолетнего жителя Москвы. Название у книги намеренно некоммерческое «Трясина Ульт-Ягуна». И сюжет, что называется, «жизненный», без замысловатых выкрутасов, рождаемых высосанной из пальца фантазией авторов. Читаешь – и с первых строк романа видишь мир настоящей тайги, людей, которые собрались обустраивать дикую глухомань. И все это и живет, и дышит, и даже пахнет со страниц книги:
«Вертолет летел над осенней тайгой. Изредка он вздрагивал и мелко трясся словно лошадь, которая подрагивает кожей. Отгоняя занудливых мух… Он прислушивался к неровному гулу мотора и дребезжанью какой-то железяки в углу за наваленными в кучу мешками, лопатами, топорами, и ему казалось, что вертолет не выдержит тряски и развалится. Резко пахло бензином. Это еще больше увеличивало тревогу…».
Мир не выдуманный, легко узнаваемый, настолько реальный, что порой забываешь, что сидишь в европейском столичном городе на диване, читаешь при свете ночника роман – ибо руки, ноги сами так и просятся в работу, так и хочется проявить богатырскую удаль, показать свое умение валить сосны, копать и обустраивать землянки, строить дома. Ибо едва ли не с первых строк романа «Трясина Ульт-Ягуна» погружаешься не только в существо человеческих проблем, волнующих героев книги, но и принимаешь естественный порядок вещей, уклад жизни крохотного строительного отряда, высадившегося в дикой тайге с заданием заложить там… новый город.
Да, да именно так. Словно новоявленные Петры Первые на новой Неве решили несколько человек создать новый Санкт-Петербург на реке Ульт-Ягунке. Да так создать, что веришь, что воспетое Пушкиным действие для ребят с опухшими от перепоя лицами и мозолистыми руками – дело обычное. Просто работа у них такая – возводить новые города. В глуши, среди болот и комаров, с вертолетной лишь связью с внешним миром, даже без рации. И вместе.
Последний факт – самый важный. Это императору Петру достаточно было ткнуть пальцем в болото и заявить, что здесь русскому народу «суждено в Европу прорубить окно» – и, гробя тысячи жизней, возник ныне ветшающий и полный крыс, давно уже не престольный град Петров. Для шести мужчин и одной женщины задача, поставленная перед ними Москвой, не выполнима теми мерами, какие были под рукой у царя Петра или у немецких рыцарей, велящих построить им замки на холмах, чтобы потом вокруг них прижились бывшие невольники-строители.
Герои П. Алешкина – десант. То есть группа людей, объединенных единой целью, имеющих каждый свои обязанности, находящихся в этой глуши добровольно, потому знающих одно самое главное для всякого полевика правило: надо жить и работать по принципу «один – за всех, все – за одного». Иначе – не выжить, иначе – с заданием не справиться, иначе – не десант это, а так – чума болотная.
Здесь северный и сибирский счета соединяются. Автор этих строк проработал двенадцать сезонов в экспедициях в глухомани Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии, потому утверждаю ответственно: далеко не каждому дано быть настоящим мужчиной и в постоянном окружении одних и тех же лиц, там невозможно скрыть никому своей истинной сущности. Вольно или невольно, но с течением времени в каждом таком коллективе, какой описан в романе П. Алешкина, возникает конфликт, в основе которого лежит глубоко спрятанная от окружающих, но продолжающая жить в глубине каждого ложь. Или недосказанность, что, по большому счету, одно и то же.
А жить приходится в таежном десанте именно по большому счету. Петр Алешкин,
