я.
Мне было стыдно признаться в своих страхах. Но долго это продолжаться не могло. Мне казалось, я схожу с ума. И тогда я решил сделать магнитно-резонансную томографию головного мозга. Ночь перед обследованием я провёл плохо, гнал дурные мысли, а наутро меня, прежде разув, поместили в пластиковый колпак, похожий на гроб. Уши зажали поролоновыми подушечками, на голову опустили шлем. Томограф заработал. «Н-да, н-да, н-да», – мерно застучало в ушах, потом наступила тишина, а затем – «угу-угу-угу», снова тишина, и «бум-бум, бум». Сканировали мозг. Хорошо, что не читали мыслей! «А вдруг что серьёзное? – думал я. – Если все обойдётся, многое пересмотрю, надо жить жадно!» Я лежал не шелохнувшись, закрыв глаза. Процедура не из приятных! Мне хотелось вскочить, закричать, разыгралась клаустрофобия. «Скоро всё кончится, – успокаивал я себя. – Скоро всё кончится». Но сердце билось отчаянно, и я уже хотел сжать резиновую грушу, которую мне сунули в руку для экстренной связи, когда меня мягко выкатили наружу. Но шлема не сняли.
И тут я услышал ровный холодный голос:
– Дмитрий Николаевич, у вас в мозгу обнаружены множественные очаги. Для того чтобы исследовать их природу, мы ввёдем вам контрастное вещество. Вы согласны?
Я с такой силой сжал грушу, что пальцы онемели.
Мне сделали внутривенное.
Опухоль? Аневризма? «Н-да, н-да, н-да, – утверждая приговор, снова застучал аппарат. – Угу-угу-угу». Зачем эта мука! А потом будут обнадеживать, предложат нейрохирургию, облучение. Нет, я не вынесу! Тянуть пытку, умирая от ужаса? Кто может, умирая, радоваться каждому часу? Пистолет! Надо достать пистолет. Где? Чёрт возьми, как я раньше этим не озаботился! А дела? Надо закончить дела! Я перебирал всё, чем занимался, и это показалось теперь чем-то совершенно пустым и никчёмным. Я отчётливо понял, что меня, в сущности, ничего не держит. Разве написать завещание. Неожиданно я совершенно успокоился, будто речь шла не обо мне, а о ком-то постороннем. Даже пластмассовый колпак больше не смущал. «Я ухожу, а ты задержись немного, – всплыла предсмертная записка, которую оставлю жене. – Буду тебя ждать». Странно, но я подумал, надо ли ставить в конце восклицательный знак – или это будет чересчур бравурно? Множественные очаги. И ничего не успел. Как буднично! Я боюсь смерти? Или жизни? «Н-да, н-да, н-да». Мысли путались. Но я чувствовал, что только сейчас, в этом колпаке, живу…
– Сколько осталось? – глухо спросил я, когда меня извлекли на свет.
– Что? – Врач поднял глаза от снимков.
– Жить. Сколько осталось?
Я стоял перед ним в одном ботинке.
– Не знаю. Но от головы вы не умрете, проверьте печень, лёгкие.
Он рассмеялся.
– А очаги?
– Ничего особенного – видимо, врождённое.
Я посмотрел на часы. Вся процедура заняла двадцать шесть минут.
Голый король. Альтернативный финал
– А король-то голый! – закричал ребёнок, указывая на бредущую
