Лаврищева:
– А ну, не падайте духом, поручик Лаврищев! Ходу, ходу, философ!
Они снова зашагали по лесной дороге. В одной незримой связке: впереди (налегке) – неутомимая судья, за ней (навьюченный) – взмокший от пота следователь.
– А что за спешка с трудоустройством Юлика? – спросил Игорь Ильич. – Что, наш новоиспеченный Иммануил Кант полученное наследство уже профукал?
– Ты плохо знаешь моего сына, – не оборачиваясь, ответила Мария Сигизмундовна.
– Это я его плохо знаю?! – едва поспевая за супругой, воскликнул Игорь Ильич. – А кто все эти годы, пока он в Германии штудировал науки да похитителя камушков, этого Фридриха Ланге шугал по всей «бундесрепублик», кто был его связующим звеном с родиной? Я, его приёмный отец. Кто, наконец, диффенбахию, эту ядовитую гадость моей незабвенной тёщи, в его квартире поливал? Скромный следователь по особо важным делам товарищ Ларищев… Или – гражданин? А может быть, – господин Лаврищев? Звучит!
Мария Сигизмундовна только неопределённо хмыкнула в ответ:
– На господина ты, Ильич, со своей среднестатистической пенсией сильно не дотягиваешь.
И уже с нескрываемым сарказмом:
– Выперли со службы нашего принципиального и неподкупного, не предложив на поддержку пенсионерских штанов даже должностёнки магазинного сторожа…
«Яд, а не баба», – подумал Лаврищев, но жёсткую, хотя и справедливую реплику жены, пропустил мимо ушей, дальше развивая свою мысль о судьбе своего приёмного сына:
– Что, сказать нечего? Ладно, отучился, немецкий в совершенстве освоил, вернулся в родные пенаты – так начинай отдавать вложенное в тебя, работай! Тафай, тафай, камрат, как говорят немцы в плохих фильмах, арбайтен! Ан нет, два года прошло, как он закончил свой берлинский универ, и что? И ничего! Философствует… Но не в бочке, как Диоген. А в своих бесконечных путешествиях по Тюрингии, Баварии, Саксонии, а потом эти странные поездки в Лондон…
– Он служит.
– Где и кому он служит, Мария?
– Он служит благородному делу – найти и вернуть коллекцию царских орденов Эссена. Ей, милый, цены нет – историческая ценность. Вспомни, что наш президент о сохранении отечественной истории говорил, а? Он служит идее!
Лаврищев, не переносивший пафоса, считая его «торжественным враньём», поморщился после этих высокопарных слов супруги.
– Так ведь не Госхрану он, в конце концов, мечтает вернуть сокровища вашего прапрадедушки!..
– Какому ещё Госхрану? – взвизгнула Мария Сигизмундовна. – Эти сокровища принадлежат семье Эссенов. Семионовых-Эссенов! Нашей, то есть с Юликом, семье. А при чём тут алчное государство с вашим Госхраном?
– Частная собственность священна, но эта коллекция, насколько я знаю, была национализирована в двадцатые годы и хранилась в государственнос историческом музее… Я, душа моя, всё, конечно, понимаю… И про гордость за «белую кость», за родство с бравым капитаном
