заметно улучшилось. Перикл поднял глаза вверх. Высоко в небе, прямо над ним парила Зевсова птица – необыкновенно могучий, с громадным размахом крыльев орел. «Владыка Олимпа подает мне добрый знак», – уверился Перикл, и на душе у него стало вовсе покойно. Все, когда он поднимался и входил в Акрополь, отмечали, что у Олимпийца приподнятое настроение.
У Парфенона его уже ожидали и друзья, и враги. А также те, кому предстояло вынести вердикт – оправдать скульптора еще на стадии следствия или отдать под суд.
Фидий стоял со скрещенными на груди руками и был заметно бледен от скрываемого волнения – что приятного, если тебя подозревают в корыстолюбии и нечестности? Пусть ты трижды невиновен, все равно на задворках сознания таится боязнь – а как оно все обернется?
«Как бы порадовался Фукидид, мой заклятый друг, будь он сейчас здесь, – подумал Перикл, отмечая про себя, как много на сегодняшнее разбирательство явилось аристократов и их сторонников. – Для Фукидида свет клином сошелся на Спарте. Но даже то, что он сын знатного Мелесия, зять самого Кимона [13], не спасло его от изгнания. Фукидид далеко, но тень его незримо витает здесь. Он и его свора кричали на всех перекрестках: «Перикл пускает деньги на ветер, делая из Акрополя красивую игрушку! Перикл и его приспешники транжирят Делосскую казну, общегреческую, между прочим, казну, направо и налево, даже не догадываясь, что этим деньгам можно найти более достойное применение! Золото, предназначенное для войны, идет на статуи и рельефы». Да, Фукидид из Алопеки далеко, но почему-то кажется, что он никуда из Афин и не уезжал. О, узколобые! Вместо того, чтобы подкупать народ щедрыми подарками, не лучше ли позаботиться, чтобы руки каждого афинянина не оставались в вынужденном бездействии. Акрополь, какой он сейчас есть, составит вечную славу Афин. А те, кто его сейчас возводят и украшают, зарабатывают себе на пропитание, а не нищенствуют. Что хорошего, если у отца семейства за душой нет ни обола? [14]Да, вот уже несколько десятилетий Афины могущественны как никогда, и те города, которые просят у них защиты и покровительства, платят за это. В наибольшей целости и сохранности общегреческая казна именно здесь, в Афинах, а не на острове Делос. Слабый всегда в некоторой зависимости от сильного, это так. Но кто может сказать, что Афины хоть раз не защитили кого-либо из своих союзников? А деньги, отданные за защиту и покровительство, принадлежат тому, кому они заплачены. И никто не вправе афинянам указывать, как они их расходуют. Что ж, подумал Перикл, раньше враги, брызгая слюной, кричали, что мы не так тратим деньги. Теперь обвинение похлеще – близкие ко мне, Периклу, люди обогащаются за счет государства…
Все это пронеслось в голове афинского стратега, когда он, миновав пронаос, [15] вошел в целлу. [16] В храме было просторно, а свет, казалось, излучал сам белый мрамор, лучше которого не отыщется во всей Ойкумене. [17] Колоссальная, в несколько
Знаменитый афинский полководец, политический противник Перикла.
Мелкая медная монета.
Входные сени храма.
Целла, или наос – основное помещение храма, где находилась культовая статуя.
Населенная человеком часть земли. Гекатей Милетский, у которого встречается первое описание Ойкумены, включал в это понятие Европу (кроме Северной), Северную Африку, Малую и Переднюю Азию, Индию.
