компании так повезло. Вот и вляпался.
Думать надо. Всегда думать. Не доверяй никому полностью и не будь откровенным до конца. Всегда держи нож наготове. Это жизнь, пришлось повидать разное. Хорошему научиться трудно. Плохое всегда смотрится заманчивее. Люди идут по пути наименьшего сопротивления, однако данная дорога не для него.
– Меч в могилу? – спросил без большой охоты. Самому пригодится. – Ты погиб в бою.
– Нет. Бесполезно. Воин видел.
– Да. Он знает.
– Не. Говори. Никому, – произнося каждое слово отчетливо, но с паузой, говорил Зевтиц. – Как. Умерли. Все. Боги. Знают. Людям. Нет.
– Да. Память родных – важно. «Нельзя отвергать совершившего ошибку, – процитировал Блор Кодекс Воина. – Однажды оступившийся будет благоразумнее в поведении, а близкие не отвечают за преступника».
Лесничий улыбнулся с заметным облегчением, впервые на памяти Блора светло и открыто, и осел. Он еще не умер, но сила, державшая его на земле до сих пор, вся ушла. Началась агония. Блор стоял и смотрел, как из могучего тела предателя и отравителя уходили последние капли крови.
«Тот, кто стремится спасти свою жизнь, потеряет ее; тот же, кто готов отдать свою жизнь, – сохранит», – звучали у него в мыслях знакомые слова.
– Спасибо, Воин, – сказал Блор, подняв голову к небу, когда все закончилось, – жертва будет хорошей. Я обещаю.
Он обошел по дуге мертвое тело и направился к палатке. Собственно, еще когда он был… кем же он был… не столь важно… Он прекрасно видел, что внутри нет живых, как и вообще в долине, помимо него и Зевтица. Так что особых эмоций проткнутый копьем насквозь на манер мотылька Уоррен не вызвал.
Как и фем Кнаут, лежащий на спине с перерезанным одним движением горлом. Голова держалась буквально на ниточке и лежала на плече с возмущенным выражением. Ковер весь пропитался кровью мертвецов, и ноги неприятно хлюпали. Блору было слегка не до того. Он напрямую прошел к ложу хозяина и извлек из походного ларца хорошо знакомую заветную флягу. Неоднократно видел раньше, где лорд ее держит.
Нетерпеливо вырвал пробку и обнаружил, что осталось совсем немного. Видимо, хозяин недурно прикладывался в одиночку, требуя от остальных неукоснительной трезвости. Маленькие, уже никому не нужные и совсем не интересные тайны. Запрокинул голову и заметил, что рука дрожит. Горлышко стучало по зубам.
Блор почти упал на устилающие доски мягкие одеяла и принялся старательно размеренно дышать, согласно храмовой науке. Единственное, что он взял от школы и признал полезным. Стало легче. Успокоился после десяти минут медитации и очищения души привычным ритмом молитвы. Можно продолжать грешить.
Жгучая жидкость опять пошла в желудок, давая приятное тепло. Все-таки озноб не ушел окончательно. Это явно был не страх, а продолжение простуды. Худшее, что он может себе представить, – это болезнь в горах. Никто даже воды не согреет.
Стоп, сказал сам себе. Какие горы? Я что,
