style="font-size:15px;"> Последнее слово Нассим произнес с циничной усмешкой. В Обители Мира царил отнюдь не мир. Потому что люди требовали покориться не только воле господа, но и своей собственной. Да и в чем же именно состоит воля господа – никак не могли договориться.
6
Навая. Медьен, усталый старик
Ученик дождался, когда совершенный закончит медитировать. И только тогда принес письмо. Долгие месяцы искало брата Свечку это письмо, его пересылали из одного мейсальского убежища в другое, и, если бы речь шла не о честных и добросовестных мейсалянах, послание давно бы затерялось. Благодаря ищущим свет оно в конце концов нашло адресата, преодолев божественные, дьявольские и просто злодейские препоны.
Оно пропутешествовало сотни миль, дюжину раз переходило из рук в руки, пересекло Коннек и Версейские горы и добралось-таки до отдаленного мейсальского монастыря в Сен-Пейр-де-Милеже в навайском Медьене.
Старик поднялся на ноги и при виде ученика от неожиданности вздрогнул:
– Жан-Пьер?
– Совершенный, вам письмо. Не хотел вас беспокоить.
– Хорошо. Послание, конечно, могло и подождать, – ответил старик, чуть помедлив.
Медленно говорил он не из-за своей дряхлости, а потому, что мальчик изъяснялся на медьенском диалекте. Диалект этот хоть и напоминал язык западного Коннека, однако странным образом искажал согласные, и в результате некоторые слова звучали знакомо, но означали нечто совсем иное.
Забирать письмо брат Свечка не торопился. Он не желал иметь никаких дел с внешним миром. Монах и так слишком много времени провел там и из-за этого перестал быть совершенным. Окончательно перестал. Только за последние несколько месяцев удалось ему снова прочно утвердиться на пути к свету.
Письмо было грязным, сверху крупными буквами кто-то вывел его имя. Почерк Свечка не узнал. Видимо, имя приписали уже потом, когда стерся первоначальный адрес. Отправителя ничто не изобличало.
– Вы его разве не откроете, совершенный? Может, что-то важное.
Возможно. Даже наверняка. Что-то очень и очень важное. Для автора послания. Свечка обдумывал варианты. Что бы ни было написано в письме, ничего хорошего оно не сулит.
– Жан-Пьер, – Свечка произнес имя ученика на коннекский манер, здесь мальчика называли Жан-Пейр, – что-то пальцы сегодня меня плохо слушаются. Прочитай-ка мне, пожалуйста.
Юноша просиял. Наконец-то появилась возможность блеснуть перед гостившей в монастыре знаменитостью своими успехами в чтении.
Взяв у монаха письмо, Жан-Пейр с величайшей осторожностью снял верхний оберточный слой и проверил, не написано ли на нем чего-нибудь важного. Там действительно что-то было написано, но к брату Свечке это отношения не имело: вряд ли какой-то неизвестный пекарь желал, чтобы совершенный постиг, сколько муки и яиц ушло на выпечку хлеба и как поднялись цены на дрова.
Под верхним слоем бумаги открылся
