стала необходимость исподволь и тактично управлять Хьюбертом Блэром. Не считая его нежелания учить реплики, актером он оказался вполне сносным, но вне сцены он превратился в настоящую проблему. Он без устали актерствовал лично для Эвелин Биби, что выражалось, например, в том, что он игриво гонялся за ней по фойе или же щелкал орешки и бросал скорлупки за спину так, что они самым таинственным образом всегда приземлялись прямо на сцене. Когда его призывали к порядку, он бормотал вполголоса себе под нос: «Ах, да сам заткнись!», и Бэзил вполне угадывал смысл слов, хотя толком ничего разобрать не мог.
Но Эвелин Биби полностью оправдала все ожидания Бэзила. Едва выйдя на сцену, она тут же приковывала к себе внимание зала, и Бэзил это отметил, добавив ей реплик. Он завидовал тому слегка сентиментальному удовольствию, которое она испытывала от совместных с Хьюбертом сцен, и даже ощущал неопределенную и обезличенную ревность, видя, как почти каждый вечер после репетиций Хьюберт подвозил ее домой в своей машине.
Однажды на второй неделе репетиций Хьюберт опоздал на целый час, вяло отработал первый акт, а затем объявил миссис Халлибартон о том, что ему пора домой.
– А что случилось? – спросил Бэзил.
– У меня дела.
– Что, очень важные?
– А тебе какое дело?
– Да такое! – запальчиво ответил Бэзил, но тут вмешалась мисс Халлибартон:
– Не нужно ссориться, ребята! Хьюберт, Бэзил ведь просто хотел сказать, что если это не слишком важное дело, то… Мы ведь все здесь жертвуем своим свободным временем ради того, чтобы у нас получилась успешная постановка!
Это замечание явно не вызвало у Хьюберта ничего, кроме скуки.
– Мне нужно съездить в центр и забрать отца.
Он бросил холодный взгляд на Бэзила, словно желая ему сказать – ну, попробуй скажи, что это ерунда!
– А почему же ты тогда опоздал на целый час? – спросил Бэзил.
– Потому что мне нужно было помочь маме.
Вокруг собралась уже целая группа, и он окинул окружающих взглядом победителя. Ведь причина была уважительная – и лишь Бэзил заметил, что это было вранье.
– Чепуха! – сказал он.
– Может, для тебя и так… Генеральчик!
Бэзил шагнул к нему, его глаза сверкнули.
– Что ты сейчас сказал?
– Я сказал «генеральчик». Разве не так тебя прозвали в школе?
Это было правдой. Кличка преследовала его и дома. И даже когда он прямо-таки побелел от ярости, на него тут же навалилось полнейшее бессилие от понимания того, что прошлое – оно всегда рядом, никуда от него не деться. На миг ему показалось, что вокруг – смеющиеся над ним его школьные недруги. Хьюберт засмеялся.
– Уходи! – натянутым голосом произнес Бэзил. – Ну, давай! Уходи!
Хьюберт опять засмеялся, но Бэзил внезапно к нему шагнул, и Хьюберт тут же сделал
