une pucelle,Ayant un beau mirliton
En la contemplant si belle
Je sentis un doux frisson
Pour un mirliton, etc.;
………………..
Au bout de la jouissance
Loin de dire: «C’est assez».
Sentant que je recommence
Elle me dit: «Enfoncez».
Gentil mirliton, etc.;
Je retirai ma sapière,
Après dis ou douze coups
Mais trémoussant du derrière:
«Pourquoi vous arrêtez-vous!»
Dit ce mirliton, etc.
Услышал я напевы,
Когда в лесу бродил,
Ту песню голос девы
Усердно выводил,
Звенящий, как свирель…
Мила и непорочна –
Свирели звонче нет,
И потому уж точно
Поет моя вослед
Звенящая свирель.
………………..
Не утомят ли ласки?
Ан нет – по вкусу ей
Столь буйной страсти краски,
Велит: «Еще! Смелей!
Звенит моя свирель…»
Но силы иссякают,
И мой клинок обмяк.
Взбрыкнув, меня толкает
Красотка: «Как же так?»
Ишь, звонкая свирель!{64}
Стихи служили друзьям средством общения. Сезанн еще в школе начал понемногу рисовать, а в восемнадцать стал относиться к своим упражнениям уже достаточно серьезно – поступил в бесплатную художественную школу в Эксе. И все же до двадцати лет он оставался в не меньшей степени рифмоплетом, чем художником. Поэты постоянно присутствовали в его внутреннем мире. У них он искал и находил моральную поддержку. «Вот кто молодец – это Бодлер. Его „Романтическое искусство“ потрясающе, он никогда не ошибается в своих оценках художников»{65}. Этот сборник Бодлера, изданный в 1868 году, – одна из любимых книг Сезанна. Помимо прочих замечательных вещей, в него вошло знаменитое эссе «Художник современной жизни», а также особенно важный для Сезанна панегирик жизни и творчеству Делакруа{66}. Бодлер потеснил Мюссе в личном пантеоне Сезанна, как раньше Мюссе потеснил Виктора Гюго. По символическому совпадению сборник «Цветы зла» увидел свет в том же 1857 году, когда умер Мюссе, – и тут же был предан суду за оскорбление морали (и нравов). Сезанн будто бы знал наизусть все стихи этой скандальной книжки, а иногда брал ее с собой sur le motif – «на мотив», как он говорил, собираясь целый день работать на природе.
Заляпанный краской экземпляр он подарил молодому поэту Лео Ларгье, который обнаружил на последней странице перечень стихов, по всей видимости особенно высоко ценимых художником: «Маяки», «Дон Жуан в аду», «Великанша», «Sed non satiata»[8] (к вопросу о сексуальных аппетитах), «Падаль», «Кошки», «Веселый мертвец» и «Вкус к ничтожному»{67}. «Падаль» – это кушанье не всякому по зубам. «Вы помните ли то, что видели мы летом? / ‹…› / Полуистлевшая, она, раскинув ноги, / Подобно девке площадной, / Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги, / Зловонный выделяя гной» (перевод В. Левика). Очевидно, этот стих захватил воображение Сезанна. На этюды для иллюстрации к нему он потратил с 1866 по 1869 год три листа бумаги,
Сезанн – Золя, 13 апреля (продолжение письма от 9 апреля) 1858 г. См.:
Сезанн – сыну, 13 сентября 1906 г.
В сборник также вошла статья о Вагнере и «Тангейзере». Сезанн особенно ценил строки, посвященные Делакруа. Ср.: Сезанн – сыну, 13 сентября 1906 г.
«Но ненасытившаяся»
