она наверняка не будет. День был долгим, и усталость давала о себе знать.
Поэтому она была удивлена, когда вскоре ее брат Вольфганг постучал в дверь.
– Отец желает, чтобы ты спустилась в большой зал, – сообщил юноша. – Наш гость хотел бы с тобой познакомиться. Но он такой скучный! При этом я должен ему прислуживать. Господин Леон говорит, что оруженосец благородного происхождения не должен прислуживать еврею, потому что это ниже его достоинства. Мне так и нужно было сказать, Герлин?
– Ради всего святого, конечно же нет! – Герлин резко поднялась с места. – Если отец принимает господина Соломона в своем доме, то отнесись к нему с почтением, и Леону также следовало бы вести себя подобающим образом! Он ведь всего лишь странствующий рыцарь, и если он не будет считаться с отцом, то останется ни с чем. Если нам удастся отправить твоего брата в Лауэнштайн, нам больше не нужен будет оружейный мастер.
Вольфганг выглядел немного обиженным и уже собирался возразить, что кому-то он понадобится. Все-таки ему тоже нужно научиться обращаться с мечом и копьем, чтобы стать рыцарем. Герлин поспешила его заверить, что Адальберт все еще не утратил навыков в этом деле. Сейчас у нее не было никакого желания выслушивать глупости мальчугана, ведь отец пожелал, чтобы она явилась в большой зал. Герлин расправила платье и надела золотую диадему, усыпанную сапфирами, чтобы продемонстрировать гостю отца свое уважение. Это была весьма ценная вещь, доставшаяся ей в наследство от матери.
Перегрин пригласил лекаря Соломона и предводителя его эскорта к своему столу на возвышении. Одного лишь взгляда хватило Герлин, чтобы заметить, что изящно вышитая скатерть, которой был накрыт стол, была еще чистой – господин Соломон явно был хорошо воспитан и использовал для очищения рук многократно сложенное полотно, красиво уложенное вокруг приборов, а не вытирал их об скатерть. Другие мужчины, сопровождавшие Соломона, пировали вместе с рыцарями из крепости за длинными столами у стен зала. Там Герлин приказала не стелить скатерти, так как знала, что их невозможно будет отстирать. В этот момент со столов убирали остатки ужина – наверняка мужчинам он пришелся по вкусу. Герлин заметила, что от жареных лебедей и гусей практически ничего не осталось.
Мимо рыцарей, сидящих за столом отца, она прошла, не поднимая глаз. Герлин присела в глубоком реверансе и только тогда посмотрела в глаза Соломону из Кронаха. Вблизи он казался немного старше. Его выразительное лицо уже избороздили первые морщины, тогда как в густых каштановых волосах еще не было седины. Как и у рыцарей, его волосы были длинными, однако бороду и пеот[2], которые так часто можно было увидеть у евреев, он не носил. Его губы были четко очерченными и полными, нос небольшим и прямым и не выделялся, хотя считалось, что у евреев это якобы отличительная черта. Его брови были густыми, а зелено-карие глаза имели приветливое выражение. Лекарь улыбнулся Герлин.
– Я
Пейсы.
