начался бой за Шевардинский редут. До 30 тысяч пехоты и кавалерии атаковали наших. Но несмотря на превосходство в силах неприятеля, наши отстояли свое место до ночи и затем вечером отступили на позицию.
Во все время этого боя Наполеон, с Бородинских высот следил за ходом дела.
Наполеон I на Бородинских высотах. Художник В. Верещагин.
По взятии Шевардинского редута[2], Наполеон пожелал видеть пленных. Пленных не нашлось. Бонапарт скорчил недовольную физиономию. Ге нерал его Коленкур при этом сказал:
– Русских скорее можно в землю втоптать, нежели в плен взять!
– Ну, хорошо, – возразить Наполеон, – так послезавтра (26 августа) мы всех их втопчем в землю».
Настал канун страшной битвы. Кутузов, как первые шаги, при своем отъезде на театр войны, направлял в Казанский собор, испрашивая в своих горячих молитвах Божия благословения, так и теперь, на Бородинских полях, перед страшным побоищем, он, коленопреклоненный, просить перед иконою Божией Матери небесной помощи.
Молебен накануне Бородинского сражения. Художник Н. Самокиш.
Вот что рассказывает об этом очевидец[3].
«Накануне великого дня Бородинского, главнокомандующих велел принести икону Смоленской Божией Матери, взятую из Смоленска, при отступлении от города, и носить ее по всей линии… Духовенство шло в ризах, кадила дымились, свечи теплились, воздух оглашался пением и св. икона шествовала… Сама собой, по влечению сердца, стотысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую готова была упоить до сытости своею кровью. Везде творилось крестное знамение, по местам слышалось рыдание. Главнокомандующий, окруженный штабом, встретил икону и поклонился ей до земли. Когда кончилось молебствие, нисколько голов поднялись кверху и послышалось: «Орел парит!» Главнокомандующий взглянул вверх, увидел плавающего в воздухе орла, и тотчас обнажил свою седую голову. Ближайшие к нему закричали: «Ура»! И этот крик повторился всем войском.
Орел продолжал плавать. Семидесятилетний вождь, принимая это за доброе предвестие, стоял с обнаженною головою. Это была картина единственная. Михаил Кутузов, главный повелитель всех воинских сил империи, являлся тут во всей красе военачальника. В простреленной голове его был ум, созревший в течение 70 лет; в его уме была опытность, постигшая все тайны политической жизни гражданских обществ и народов. Над ним парил орел, на нем была икона Казанской Божией Матери, сто тысяч русских кричали – «ура»! – а судьба завтрашнего дня укладывала жребий в таинственную урну свою…
«Из всех явлений 1812 года канун Бородина сохранился, конечно, у многих въ памяти», – продолжает этот очевидец. Все ожидали боя решительного. Офицеры надели с вечера чистое белье; солдаты, сберегавшие про случай по белой рубашке, сделали тоже. Эти приготовления были не на пир. Бледно и вяло горели огни на нашей лини; темна и сыра была с вечера ночь на
Редут – отделенное укрепление из земли или камня, вооруженного пушками и обведенное рвом.
Очерки Бородинского сражения. Воспоминания о 1812 годе Ф. Глинки, 1839 г.
