и уснул. Как сейчас я жалею об этом! Мы лежали каждый в своей кровати и разговаривали, словно мальчишки где-нибудь в пионерском лагере:
– Ты знаешь?..
– А ты знаешь?..
На мой вопрос, действительно ли отец Власий старец, батюшка Нил ответил:
– Не знаю, но люди говорят, что да. Я ведь с ним раньше служил в одном храме, он был священником, а я – псаломщиком. Представляешь, он мне как-то подарил иконку Нила Столобенского, а ровно через 20 лет меня постригли в монашество в честь преподобного Нила. Так что я советую: ты исполняй, что тебе батюшка Власий велит.
Он был так прост и по-детски доверчив, что я и не заметил, как в какой-то момент стал разговаривать с ним менторски наставляющим тоном студента богословского института. Какой же я был глупец – целую ночь провел рядом со старцем и ничего не заподозрил! Все хотел потом к нему приехать, посидеть с ним рядышком, да так и не собрался, а потом узнал, что отец Нил уже ушел от нас.
Я со знающим видом поучал его каким-то тонкостям по службе, а тот и взглядом не выдал в себе старого псаломщика. До слез обидно, что уже не встречу его больше. Когда на некоторое время отец Власий уходил в затвор, то ведь люди пошли к Нилу, и он для многих находил нужное слово. Как он умел посмотреть человеку в глаза, как он растворял тебя в своем взоре!
…В то утро перед литургией он зашел в храм, обошел всех паломников. Каждого о чем-то спрашивал, дотрагивался до рук, лица, благословлял. И смотрел, каждому пристально смотрел в глаза, словно хотел вглядеться человеку в душу и оставить в ней частичку своей любви.
На литургии я снова стоял рядом с отцом Власием. И вдруг меня осенила мысль: а ведь он слышит все, о чем я думаю! Мама дорогая, как же я стал усердно молиться! Во время службы старец стоял со склоненной головой и ни на кого, казалось, не обращал внимания. Заходили в храм люди, ставили свечки, писали записки, а он – как столбик.
Заходит пожилая женщина в привычной православной униформе: длинная юбка, бесформенная куртка темного цвета, башмаки на шнуровке, за плечами рюкзачок. Вдруг батюшка сходит со своего места, подходит к этой женщине и, не говоря ни слова, разворачивает ее за плечи и выводит из храма вон. Потом точно такое же действие он совершил с еще одной старушкой. Смотрю: заходит девушка в коротенькой юбочке и в туфельках на шпильках. Идет, и цоканье ее каблучков звонко разносится по храму. Ну, думаю, милая, сейчас ты вылетишь отсюда птичкой. Но отец-схимник даже и глазом не повел в ее сторону.
Только лет через десять я снова попал в этот монастырь. Очередь к старцу была уже фантастически огромна, но меня, как священника, провели вперед и поставили человек за десять до входа в его келью. Перед самой дверью старца люди снимают обувь. Разулся и я. Думаю: «А ведь сейчас батюшка посмотрит на меня своими глазами-рентгенами и скажет: “Почему же ты так нерадиво живешь, отец Александр? Что я тебе говорил тогда? Что ты мне обещал?” Да еще и выгонит, как тех старушек». И стало мне так страшно, что даже коленки затряслись. А потом и другая мысль: «Это
