более сильный, – смысл которого даже сами деревья – не говоря уже о животных – не могли толком понять. Зима уже наступила. Она пришла раньше, чем обычно, и была более холодной, чем обычно. Ее как будто принес злобный ветер. В последние часы Альбана Эльведа мир, похоже, утратил равновесие…
Словно в подтверждение этого жуткого «опрокидывания» мира, празднование осеннего равноденствия было испорчено проливным дождем, и затем ни один луч солнца не возвестил о наступлении утра. Эльфы один за другим стали выходить из оцепенения и, все еще пребывая в задумчивости, начали расходиться кто куда, почти не обращая друг на друга внимания.
Ллиана была одной из тех, кто с наступлением утра ушел первым. Ее одежда намокла от дождя и прилипла к коже. Мокрые волосы спускались ей на плечи длиннющими блестящими прядями – словно какие-то черные змеи. Она теперь думала только об одном – как бы вернуться в свою хижину, побыть наедине с собой, попытаться понять то, что сейчас происходит вокруг. Всего этого она была лишена после возвращения с той памятной охоты и во всем этом она очень сильно нуждалась. Морврин тогда попытался с ней поговорить, однако она испытывала в то время потребность отнюдь не в разговоре с отцом и отнюдь не в упреках, которые он наверняка при таком разговоре стал бы ей высказывать.
Ллиана не виделась со своими товарищами с того самого момента, как они покинули хижину, сооруженную ими из веток, и ими занялись – подальше от глаз остальных эльфов – знахарки. А ей очень хотелось поговорить с ними с глазу на глаз о том, что им довелось пережить возле той поляны. Больше всего ей недоставало сейчас, конечно же, Лландона. Она могла отдаваться и другим – она была даже обязана это делать, – однако тосковала она только по его рукам, коже, близости между их телами. Физическая близость – это своего рода язык, при использовании которого врать невозможно, и эльфы пользовались им не меньше, чем языком, состоящим из слов. Положить ладонь на чье-то лицо, погладить голую руку… Это были самые обыденные поступки эльфов, укреплявшие единство клана. Поцеловаться, прижаться друг к другу, лизнуть лицо или ладонь означало проявить знаки привязанности и нежности. Отдаваясь Лландону, она чувствовала нечто гораздо более сильное, чем просто удовольствие: ее охватывало ощущение полноты, умиротворения, абсолютного расслабления. Именно в этом она сейчас и нуждалась. Ей хотелось забыть обо всем – пусть даже всего лишь на миг. Ей не хотелось чувствовать, что ее осуждают, – ей хотелось чувствовать, что ее хотят. Ей хотелось не защищаться, а наоборот, сдаться…
Шагая под усилившимся дождем, гулко тарабанящим по верхним веткам и листьям деревьев, она вдруг заметила, что случайно набрела на подземное жилище старого Гвидиона. Когда эльфы образовали огромный круг, Динрис и его люди, поскольку подростка-послушника нельзя было оставлять без присмотра, расположились неподалеку от входа в это жилище, однако всеобщее оцепенение этой ночи и проливной дождь
