В общем, Таня уехала от Тома – и из Америки.
А потом – так же, как не получилось с Томом, – не сложилось у нее тихое бюргерское счастье с русским банкиром Ваней Коломийцевым. Тем более что Ваня требовал от нее, в сущности, того же, что и Том. Посвятить себя дому и семье. Готовить ему на ужин рыбное филе. Гладить рубашки. Носить к телевизору чай с лимоном и медом. И, как апофеоз, – нарожать ему кучу ребятишек.
Том собирался заточить ее на ферме в Монтановщине – а Ваня в особняке в Малаховке. Невелика разница!
Нет уж. Татьяна Садовникова – девушка современная, образованная, независимая! Никакого постного счастья образца «киндер-кирхе-кюхе» в ее жизни не будет! То есть, возможно, будет – но не сейчас, а позже. Несколько позже. Когда она, может, до такого понимания счастья дозреет. Поймет, что пришла ее пора. Пора – гладить рубашки и вышивать. И, главное, найдется такой человек, которому ей захочется гладить рубашки и расшивать крестиком носовые платки.
А пока – нет уж, фигушки! Не дождетесь!
Татьяна, конечно же, сохранила добрые отношения и с Ваней, и с Томом – она вообще старалась поддерживать дружеские связи со всеми хорошими людьми, с которыми сталкивала ее судьба.
С Ваней они время от времени встречались, обедали или ужинали вместе. Тот, кстати сказать, за прошедшие три года сделал изрядную карьеру и дорос до председателя правления довольно крупного банка. Ездил на респектабельной «Ауди А8» и небрежно носил костюмы от Бриони.
С Томом Таня переписывалась по электронной почте. Он по-прежнему корпел в своей монтановской глуши – писал очередной роман.
Том даже однажды приезжал к Тане в Москву. С восторгом осматривал церкви и Третьяковку, восхищался русской кухней – все приговаривал: «Это вкю-усно!» Ужасался дикому дорожному движению, удивлялся, что никто в России не ездит на государственных такси, и дрожал, когда их с Таней везла раздолбанная «копейка» с лихим джигитом за рулем. Пришел в восторг от нашего цирка и красавиц-балерин. Научился ходить в ночной ларек за пивом.
И каждый вечер нудил: «Танешка, верньись ко мнъе!»
Но никакого желания возвращаться в монтановскую глушь у Тани не возникало. Как не появлялось больше желания связать свою судьбу с кем бы то ни было еще.
Наверно, не годится она для брака. Или – не родился на свет тот мужчина, с которым она могла бы создать счастливую, равноправную семью. Хотя, должно быть, такой мужчина еще и найдется…
Какие ее годы! Ей всего – двадцать семь! Это в девятнадцатом веке – или на худой конец в двадцатом – девушка в таком возрасте считалась вековухой. Но сейчас-то на дворе – век двадцать первый! Нынче везде и всюду в развитых странах – в Америке, во Франции и даже (наконец-то!) в России – девушки сперва собственную карьеру делают, утверждаются как личности и профессионалы. А потом уж – замуж выходят, вьют гнездышки, киндеров рожают…
Вот так Таня и утверждалась. Делала свою московскую карьеру.
