того, чтобы германские суда в случае надобности, с разрешения русских властей, заходили в эту бухту, государь ответил отрицательно.
Осенью того же года два германских миссионера были убиты китайцами в провинции Шандунь, недалеко от Киао-Чао. Германия не замедлила воспользоваться этим поводом для активного выступления в Китае. Император Вильгельм потребовал отправки военных судов в Киао-Чао; канцлер Гогенлоэ посоветовал раньше запросить Россию. Вильгельм II телеграфировал непосредственно государю, спрашивал разрешения послать суда в Киао-Чао, чтобы покарать убийц двух миссионеров, «так как это единственный пункт, откуда можно достать до этих мародеров».
Государь ответил (7 ноября): «Не мне одобрять или осуждать отправку судов в Киао-Чао. Наши суда только временно пользовались этой бухтой. Опасаюсь, что суровые кары могут только углубить пропасть между китайцами и христианами».
Смысл этой телеграммы был ясен: государь не мог «разрешить» Германии посылать свои суда в порт суверенного государства – Китая; и он не советовал этого делать, чтобы не углублять вражды между белыми и китайцами. Министр иностранных дел Муравьев в дополнение к этой телеграмме указал, что советовал Китаю удовлетворить требования о наказании убийц, после чего отправка эскадры станет уже излишней.
При помощи «нажима на тексты» германское правительство истолковало телеграмму государя не только как разрешение отправить эскадру в Киао-Чао, но заодно и как согласие устроить там постоянную стоянку для германских судов!
Это вызвало первую крупную размолвку между государем и Вильгельмом II. Государь был возмущен превратным истолкованием телеграммы; русское правительство указало, что если уж говорить о правах на бухту, то Россия имеет на нее «право первой стоянки»; если она им сейчас не пользуется, это не значит, что она уступает его другим.
Но Германия решила действовать – независимо от желаний России. «Россия с Францией могут подстрекнуть Китай на сопротивление, и потребуются большие силы и затраты», – доносил из Лондона германский посол Гатцфельдт, – но эта перспектива Германию, видимо, не смущала. И хотя Китай согласился на все требования в инциденте с убийством миссионеров, германские суда заняли бухту Киао-Чао и высадили отряд на берегу. Это был «новый факт» огромного значения. Россия должна была определить свое отношение к этому факту. Крайним, быть может, наиболее последовательным решением (с точки зрения русско-китайской дружбы) была бы война с Германией за права Китая. Война с Германией означала бы притом войну со всем Тройственным союзом, при враждебном отношении Англии и Японии – едва ли и Францию могла прельщать перспектива войны в таких условиях. Такая возможность имелась в виду весьма недолго: уже 18 (30) ноября, после беседы с русским послом Остен-Сакеном, Бюлов писал: «По моему впечатлению, русские не нападут на нас из-за Киао-Чао и не захотят с нами в данный момент ссориться».
Сторонники
