двух-трех раз в месяц. Нельзя сказать, что я пришел в восторг, – все-таки отношение нашего общества к американскому общепиту хорошо известно. Так же, как и мои друзья, я небрежно заказал картонную коробочку и картонный стаканчик, фамильярно развалился на пластмассовом стуле, но в это самое время я втайне наслаждался аппетитным вкусом, запахом и прохладой кондиционеров. Мне почти не с чем было сравнивать, поэтому элементарный комфорт воспринимался как нечто замечательное. Но я вовсе не имел желания признаваться в этом кому бы то ни было. Вика, конечно, раскусила меня. Она сидела, обернутая, как и я, черной простыней и загадочно улыбалась на манер египетского Сфинкса. Из-за пленки на лице казалось, что у тетки, как и у нынешнего Сфинкса вовсе отсутствует нос. Жуткое зрелище. Никогда не интересуйтесь, чем ваши знакомые женщины занимаются в салонах красоты.
– А ты знаешь, что по-настоящему характер человека раскрывается в тридцать лет? – внезапно перескочила она на другую тему. Она любила так делать, иногда это получалось кстати, сходило за экстравагантность, но чаще всего неожиданные перемены темы можно было сравнить с остановкой посреди дороги груженого самосвала, который на полном ходу дал зачем-то по тормозам, поднял кузов и вывалил все камешки-кирпичики предыдущего разговора вместе с собеседником.
Мама говорила, что это недостаток концентрации. В детстве бабушка даже заставляла сестер, – Вику и мою маму за компанию, – делать какие-то упражнения, чтобы наладить мозги: стишки учить, всякие ешки-матрешки психологические. Но, по-моему, все было наоборот. Если Вика чем и страдала, так это не недостатком, а избытком концентрации. Только концентрировалась она не на собеседнике, а на себе. Тибетская медицина советует иногда останавливать внутренний монолог, чтобы достичь гармонии, моя же тетка, уверен на все сто, просто лопнула бы от такой процедуры. Я привык и не обращал внимания.
– Нет, не обязательно в тридцать, – продолжала она как ни в чем ни бывало. – У кого-то в двадцать семь, у кого-то в тридцать три. Но возраст Иисуса Христа не случаен. Согласись, было бы гораздо логичнее, если бы Иисусу было лет сорок пять – пятьдесят. В это время человек уже умудрен жизнью, проповедуй, да учи. Но нет! Ему было только тридцать три, когда он, так сказать, закончил свою земную карьеру. И это не случайно. Потому что решения, которые ты принимаешь в этом возрасте, нельзя списать ни на щенячью неопытность, ни на старческий маразм, ни на кризис среднего возраста. Решения полностью твои, и цели твои, и средства твои, и выбор твой. Страшное и прекрасное время.
На этих словах я вспомнил полку в нашей ванной комнате, которую я про себя называл «старость не радость». С сорочьим упорством Вика вклинивала в частокол всевозможных кремов и мазей очередного собрата. Не уверен, что она точно помнила назначение каждого предмета из этого пахучего легиона, но демонстрировать свой «страшный и прекрасный возраст» она точно не стремилась. Ей удавалось, надо сказать. То ли мази помогали, то ли наше семейное узкокостное сложение, но Вика на свои тридцать не выглядела.
– Наши убитые входили
