в грязные руки старика и прежде заставлю его обручиться со смертью.
Аннушка кротко вздохнула.
– Бог с тобой, Павлуша, что ты такое говоришь? Нельзя свое счастие на чужой крови замешивать. От судьбы и воли государыни никуда не денешься.
– Но что же делать? – отчаянно воскликнул Нащокин и обратился к стоявшему рядом Храповицкому: – Александр Васильевич, помогите, научите…
– Не говорить и не поступать, не подумавши, – живо отозвался тот в своей шутовской манере. Потом переменил тон и вполне серьезно добавил: – Могу помочь лишь при одном условии: точно выполнять то, что будет впредь мною сказано.
– О, клянусь в том своею жизнью и любовью!
– Тогда вверь девицу попечительству слуг, а сам готовься к новой роли.
Между тем веселье шло своим чередом и переместилось из-за столов в танцевальную залу. Она составляла одну из главных примечательностей дома Безбородко. Огромные хрустальные люстры на сотни свечей, отражаясь в зеркальных простенках и мраморных колоннах, образовывали живое, дрожащее марево. Торцевая стена, где располагался оркестр и хор певчих, была прозрачной, в нее заглядывали кущи зимнего сада, отчего вся зала казалась бесконечной. Капители боковых колонн были увиты зеленью и цветами. Они перекликались с искусно вырезанными травяными узорами над скамьями для отдыха.
За ними шел ряд раскрытых ломберных столов, к которым почти сразу устремились гости солидного возраста. А молодежь танцевала до упада. За торжественным полонезом следовала стремительная мазурка, чинный менуэт сменялся шумным галопадом, чопорный английский променад уступал место игривой хлопушке, потом шли альман, уточка, матадур, экосезы, в конце предлагался изощренный котильон, и все начиналось снова.
Время давно перевалило за полночь, императрица тишком уехала, но веселье было в полном разгаре. Хозяин восседал на помосте под искусно освещенным ребристым сводом в виде раковины и не проявлял никакой склонности к прекращению бала. Он послал за придворным поэтом и в ожидании предстоящей потехи оживленно беседовал с окружающими, в числе которых находился и его неизменный приятель.
– Как там наша девица? – поинтересовался он у Храповицкого.
– Пришла в себя.
– Ну, слава богу! И что за блажь нашла на государыню?
– У нее свои рассуждения: Шешковский стар и долго не протянет, со смертью по отсутствию наследников все его богатство жене перейдет. Так крестницу и облагодетельствует, заодно старика умиротворит – кругом получается польза.
– Польза пользой, а все же жаль бедняжку такому пауку отдавать.
– Жаль, ваше сиятельство.
– И помочь никак нельзя, государыня всегда упорствует в своих намерениях.
– Точно так, упорствует. А девица вас, между прочим, поминала. Одна, говорит, надежда на графа Александра Андреича, благодетеля моего.
– Но
