Белль, пока доктор подводит ее все ближе и ближе к краю. Она представляет себе, что сейчас с ней рядом другой мужчина. Она пока его не знает. Он всего лишь фантазия, но Белль почти уверена: скоро он появится. Мужчина, который может сделать для нее все.
Доктор отрывается от нее.
– Как ты теперь себя чувствуешь, Белль? – спрашивает он.
– Немного лучше. Но, доктор, вы можете сделать так, чтобы я не заболела снова?
– Разумеется, дорогая, – вежливо отвечает доктор. В следующую секунду она чувствует, как он входит в нее, и она стонет от удовольствия.
– Так лучше?
– О да! – выдыхает она.
– Умница, – говорит он, начиная ускорять ритм.
Она знает, что теперь доктор входит в мир собственных фантазий. И она тоже уходит, далеко-далеко от этой комнаты в Венеции. Она пребывает в особенном месте, где-то вне измерений реального мира, в небесах и на морском дне. И в то же время находится в некой маленькой комнате, крошечном темном чулане вожделения. Она запирает дверь, оставив мысли снаружи, и позволяет физическим ощущениям извлечь себя из телесной оболочки, так, что оказывается на самом краю, на отрезке тонкой грани между затишьем и бурей. Она держится там так долго, как только может, но ее хватает лишь на несколько секунд, и потом, уступая перед непреклонным напором доктора, она достигает пика. Доктор не останавливается, ни на секунду, продолжая ритмично двигаться, пока она извивается под ним, он вонзается в нее все глубже и глубже. Она знает: он уже с головой ушел в свою собственную игру, и чувствует, что толчки его становятся все более жадными, горячими, быстрыми. Ноги ее не движутся, но она приподнимает верхнюю часть тела и впивается ногтями в его спину. Доктор рычит от удовольствия, и, когда она еще глубже вдавливает пальцы в его кожу, громко вскрикнув, кончает.
Белль стоит у открытой стеклянной двери. Раздуваемые ветром занавески обволакивают ее нагое тело. Она смотрит, как доктор гребет веслами, быстро удаляясь. Черный чемоданчик стоит в лодке рядом с ним. Он снова превратился в делового человека. Кто бы мог подумать, чем любит заниматься этот благообразный доктор в свободное от спасения жизней время? Она полагает, что, возможно, отчасти тоже является доктором. Помогает своим клиентам сбросить груз и обрести удовлетворение, недоступное им в браке или в отношениях с другими женщинами. Она сравнивает себя с одной из самых известных венецианских куртизанок, Вероникой Франко, которая была cortigiana onesta[4], мудрой проституткой, умом которой мужчины восторгались не меньше, чем ее мастерством в любовных утехах. Вероника Франко поставила знак равенства между добродетелью и интеллектуальной чистотой. Белль тоже не чужда высоких устремлений: ей хотелось бы писать стихи. Она пытается сочинить что-то в уме. Разум инстинктивно рождает польские слова, а не итальянские, и горизонт узкого канала превращается в мимолетный образ знакомого с детства леса. Высокие сосны тянутся ввысь, покачиваются на ветру, шепчут ей… Воссоздав эти ощущения, ее разум заставляет тело чувствовать.
Я
Достойной куртизанкой (
