охваченного наведенным безумием, в затопленной столице; Шестидневная война, бунт Чистых Тварей, оккупация Летиции, мятеж зомбийского полка копейщиков…
И тут казначей не выдержал.
Рассудок, способный без передышки жонглировать цифрами и фактами, размяк в ласковых объятьях дремы, освобождая сердце – сердце мальчишки, талантливого сопляка, лишенного детства волей скопцов-арифметов.
– А если один на другого налезет?! – задумчиво, но очень громко сказал Август Пумперникель. И мигом поправился, соблюдая приличия этикета: – То есть сойдись они в поединке… Клянусь годовым бюджетом королевства, я бы поставил на капитана!
Атлет в кресле шевельнул уголком рта. Усмехнулся, значит. Малыш у бассейна легко дрыгнул ножкой, разнеся вдребезги угловой изразец. «Глупости», – сказали фрукты в вазе; «Глупости», – подтвердили осколки изразца, и пар над водой сложился в обидный кукиш. Но слово прозвучало. Дурацкое, нелепое слово в колпаке с бубенцами, – оно вприпрыжку забегало по термам, приставая к серьезным людям, к важным господам. «Кто кого?! А вы как думаете: кто кого?!» На миг, но сверкнули глаза. Мимолетно, но языки облизали пересохшие рты. Азарт пропитал воздух, отшибая аромат курений. Взгляды ударили в двоих: кто? кого?! Брови изломались вопросительными знаками: а если?! Пальцы отбили смертельную дробь: а вдруг?!
Первым сдался бард Томас Биннори. Творческие люди, они скатываются в мальчишество быстрее прочих:
– Поддерживаю! На капитана Штернблада!
– Я бы предпочел мессира чародея, – осторожно заметил министр псевдоизящных искусств. – Духовность, она, знаете ли… не чета грубой силе.
– Разумеется, мы рассуждаем чисто гипотетически! – главный королевский хлебодар поклонился сперва капитану, затем магу. Но сам порядок поклонов говорил, на кого поставил бы хлебодар.
– Шпага против посоха? Ставлю на посох!
– Посох вовеки!
– На шпагу!
Рудольф Штернблад нервно крошил в пальчиках второй изразец, словно краюху хлеба. Крошки он щелчком отправлял на другой конец терм, в отверстие водостока, ни разу не промахнувшись. Просперо Кольраун движением ресниц разломил большое краснобокое яблоко на восемь долек. Ваза качнулась, но чародей быстро восстановил равновесие.
Друг на друга оба старались не смотреть.
Задумаешься: «Странная опаска? К чему бы?!» – а там махнешь рукой, плюнешь трижды через левое плечо и бросишь задумываться не ко времени. Во избежание. Потому что внутренний голос, удивительным образом помолодев, спросит: «Слушай, братец… А если?!»
– Ну, допустим, на расстоянии копейного броска…
Капитан Рудольф отломил третий изразец. Щелчком разбил керамическую плитку на пять узких, заостренных полос. Взмах тоненькой ручки, и вся пятерка «дротиков» вонзилась в столик, рядом с которым отдыхал маг, образовав правильную звезду.
Три
