им любовью к гротеску, резким, цветовым сочетаниям, шокирующим сюжетам и деталям. Позже художник перешел к другой эстетике…
Инга его не слушала: она смотрела на картину.
Теперь она увидела то, чего не заметила издалека. Ту самую шокирующую деталь.
Грудь мертвеца была криво рассечена, как грудь Воскобойникова. Из кровавой раны, как из жилетного кармана, торчали большие, тщательно выписанные серебряные часы с массивной цепочкой.
Инге показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она вспомнила тот ужас, который пережила в пустой квартире рядом с телом Воскобойникова. Вспомнила мелодию довоенного шлягера, звучащую из рассеченной груди.
Сердце, тебе не хочется покоя…
Теперь эта мелодия ассоциировалась у нее только со смертью. Со страшной смертью.
– Вы так побледнели! – всполошился назойливый молодой человек. – Вам нехорошо? Согласен, эта картина может шокировать неподготовленных. Мы даже не хотели включать ее в экспозицию, но автор очень настаивал…
– Здесь просто душно, – отмахнулась Инга. – Вас, кажется, разыскивала ваша подруга.
– Ах, Анфиса. – Молодой человек снова смутился, но тут же забормотал: – Это просто знакомая…
– Меня это не интересует, – отрезала Инга.
Она справилась с головокружением и снова пригляделась к часам на картине.
Шеф любит повторять: нельзя привыкнуть к ужасному, с которым они сталкиваются в своей работе. Если ты к этому привыкнешь, в тебе не останется ничего человеческого. Но можно научиться воспринимать ужасное с трезвым профессионализмом, а для этого нужно внимательно вглядываться в то, что тебя потрясло, подмечать каждую деталь, любую подробность, ничего не упуская.
И Инга принялась внимательно разглядывать картину.
Первое, что она поняла: рана на холсте была в точности такой же формы, как рана на груди Воскобойникова, как будто художник писал ее с натуры.
Нет, тут же поправила она себя, картина написана значительно раньше, чем убит Воскобойников. Значит, как ни чудовищно это звучит, не художник копировал убийцу, а убийца – художника.
После раны она перешла к часам, торчащим из окровавленной груди.
Часы были выписаны с особой тщательностью.
Старинные серебряные часы, какие когда-то давно мужчины носили в жилетном кармане.
В верхней части циферблата Инга разглядела слово, вероятно, название фирмы, написанное затейливым готическим шрифтом: Westgotten.
– Вестготтен, – произнесла Инга это незнакомое слово, словно пробуя его на язык.
– Что вы говорите? – удивился длинноволосый молодой человек, который все еще ошивался рядом, хотя Инга ясно дала понять, чтобы ее оставили в покое.
– Да так, ничего. А вам не пора заняться делом? Вы же вроде здесь работаете.
Молодой человек расстроенно тряхнул волосами и наконец отошел.
Инга сфотографировала картину на телефон и хотела уже
