Корнилов?» Ответа не расслышал, скорее всего, он удостоился не более чем кивка головы.
Потому что Илья Николаевич Корнилов – это, собственно, я и есть. Дожил почти до сорока, к счастью, не спился, хотя поводов – более чем достаточно. Холостой кандидат медицинских наук. К докторской пока не приступал, хотя материал собираю. Но это так, сноска…
В кабинете едва успел переодеться, как раздался телефонный звонок.
– Илья Николаевич, доброе утро, – интонация заведующего Либермана не сулила ничего хорошего. От трубки так и веяло экстренностью. – Зайди срочно ко мне, пожалуйста. Если кто-то у кабинета сидит, направь к Немченко, пусть молодежь трудится.
Слово «молодежь» было одним из любимых у Давида Соломоновича. В те редкие минуты, когда можно было позволить себе как-то лирически «отступить от темы», он частенько сетовал на то, как изменились современные студенты, как скатилось «кнопочное поколение», «дети ЕГЭ».
– На кого мы оставим наших бедных шизофреников?! Кто будет проводить диагностику паранойи, купировать алкогольные делирии?! – сокрушался он, курсируя по кабинету с заложенными за спину руками. – Психической патологии становится все больше, она все тяжелее, а молодежь привыкла только нажимать на кнопки! Выбирать один вариант из нескольких предложенных. Им дай пять или шесть симптомов, они один из них выберут. По-другому не умеют!
Либерман читал курс лекций в Медакадемии и даже вел там две группы. Предлагали еще, но он отказывался. Впечатлений старику и так, что называется, хватало надолго.
Ради справедливости стоит заметить, что Немченко не попадал в категорию «детей ЕГЭ», крупицы клинического мышления в его высказываниях заведующий периодически улавливал.
Сегодня Давид Соломонович был явно не в духе. Мешки под глазами и сдвинутый набок галстук говорили сами за себя. О его давлении по поликлинике ходили легенды, даже стишок шуточный про это дело придумали:
Ты в психиатрии без обмана
В наши дни никак не проживешь…
Лишь гипертонию Либермана
Вокруг пальца ты не обведешь.
– Звонили из СИЗО, – начал он без обиняков после рукопожатия. – С утра, что называется, за жабры взяли. Короче, то ли маньяка взяли, то ли еще кого. Я толком не понял. И, видите ли, возникло сомнение в его психическом состоянии – мягко говоря…
– Этого самого маньяка? – уточнил я.
– Ну, не в моем же! – обиделся Либерман. – В моем-то ты, надеюсь, не сомневаешься? А если по-русски, то он им в течение суток нес такую ахинею, что – мама не горюй… Подготовили постановление о проведении амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы, просили к ним в СИЗО приехать, но я сказал, чтоб к нам везли.
– Это вы дальновидно поступили, – заметил я.
– Издеваешься, да? Видишь ведь, я никуда пока ехать не могу, давление зашкаливает. Психбригада к нам везет. Несет такой бред, что все ходят на ушах. Короче, надо определиться срочно с ним, у них версии летят одна за другой, сам понимаешь.
– Может, казачок-то засланный?! – решил соригинальничать я по простоте душевной, но заведующий явно не оценил мою шутку. – Искусно прикидывается…
– Это ты сейчас придумал или домашнюю заготовку выдал? – спросил он и уставился поверх очков на меня так, что мне захотелось мигом втиснуться в пузырек нитроминта, который торчал из кулака заведующего, чтобы в виде спрея «выстрелить» хозяину под язык, всосаться в кровь, в ту же минуту облегчив его страдания. – Ты начни с ним, поковыряй его аккуратненько, но смотри, чтоб не до судорог! А я оклемаюсь чуток…
– Договорились, начинаю без вас.
– Начинай, дорогой, – кивнул заведующий и сморщился, по-видимому, от головной боли.
«Поковырять, но не до судорог» – было ходовым выражением заведующего. Довести пациента до судорог – верх непрофессионализма. Хотя, чего греха таить, судорожный синдром мог нагрянуть, когда его не ждешь – среди полного спокойствия. Он – как икота у ребенка. В конце концов, судороги мог спровоцировать сам больной. Но это так, сноска.
Уже направляясь в судебно-психиатрический стационар, чтобы «поковырять подследственного», я состыковал в голове одно с другим и понял, почему шефу нехорошо. По всей вероятности, медленно, но верно надвигался сезон дождей. Не зря же небо мне утром не понравилось. А когда падает атмосферное давление, у гипертоников артериальное, наоборот, повышается. Как правило, подобные природные катаклизмы совпадают с магнитными бурями. Если не проведена соответствующая профилактика – дело плохо, больного начинает плющить, колбасить – короче, выворачивать наизнанку.
Фельдшер психбригады Стас Пепеляев, увидев меня, отвел в курилку, угостил сигаретой, кратко рассказал о больном:
– Вел себя спокойно, прикинь, слушал, как
