опрокинула махом и потянулась к бокалу с белым сухим, который Дейзи придвинула в мою сторону. А я даже вкус вина не могу почувствовать после сильнейшей анисовой отдушки.
– Ты в порядке, голуба моя?
Я мотаю головой, торопливо делая еще один глоток.
– А-а, понимаю-понимаю… Опять Вонючка Джефф нахамил?
– Угу.
– Сто раз тебе говорено: увольняйся.
– Легко сказать, «увольняйся»!
– А сделать еще проще. Эх ты… – Она обеими руками взбивает волосы и, непокорно дернув головой, забрасывает за спину всю гриву, отчего та каскадом струится по плечам. – Распечатываешь на компьютере заявление «по собственному», суешь его боссу в рыльце и гордо удаляешься. Можно с выставленным средним пальцем, хотя это не обязательно.
Пробираясь мимо, какой-то мужик с двумя пинтами в руках бедром задевает спинку моего стула. Лагер выплескивается у него из кружки прямиком мне на левое плечо.
– Извините, – машинально говорю я, а он даже не обращает внимания, так и прет себе туда, где его поджидают дружки.
Дейзи выразительно закатывает глаза.
– Заканчивай уже.
– Ты о чем? – строит она невинное личико.
– Хватит корчить такие рожи. Мне за ним что теперь, погнаться?
– А вот я бы такого не потерпела!
– Да уж конечно.
Она дергает плечом.
– Ну милочка моя, если не можешь сама, дай хоть кому-то за себя заступиться. Хочешь, я потолкую с этим твоим Вонючкой? Нет, я серьезно. Ты же меня знаешь.
Блеет мобильник, и Дейзи затыкает ему рот обгрызенным ногтем. Умелая обводка на глазах, белокурая шевелюра расчесана безупречно, аж лоснится, зато на пальчиках-то живого места не сыскать, да и маникюр сыплется. Скажем так: ее ногти – единственная заметная зазубрина в идеально отполированном доспехе. Она ловит мой внимательный взгляд и торопливо прячет пальцы в кулаках, для верности сунув их под столешницу.
– Эмма! Он – хам и сволочь натурального розлива. Он же с первого дня тебе продохнуть не дает, вечно цепляется!
– А то я сама не знаю. Только ходят слухи, что ему вот-вот перепадет весь манчестерский офис.
– Ага. Ты уже два года мне это талдычишь.
– Я не могу так просто взять и уйти.
– Отчего же? Из-за мамы? Господи боже, Эмма, когда ты только повзрослеешь! Тебе двадцать пять! Жизнь дается лишь раз, вот и поступай как самой лучше. Так что катилась бы твоя мамуля куда подальше…
– Дейзи!
– Чего? – Она подливает себе в бокал и осушает его залпом. Судя по остекленевшему взору, нынешним вечером эта бутылка у нее не первая. – Кто-то ведь должен говорить тебе правду в глаза! Короче, хватит подстраиваться под родительницу, пора своим умом жить. Уже оскомину набило, как ты носишься с этой твоей семейкой. Сколько тебя помню, ты же с университетской скамьи…
– Да? Ну извини, что я так тебе наскучила. Подруга,
