заметил Год. – Между тем почтовая езда стоит ваших блестящих вагонов и железных коней! Превосходные белые волы чудесно домчали бы нас галопом, их меняют на почтовых станциях каждые две мили.
– Да, но каково трястись в этих лодках, поставленных на четыре колеса и где вас укачивает не хуже, чем рыбака на его челноке в бурю.
– Ну хорошо, оставим телегу, Банкс, – согласился капитан Год. – У нас есть еще в запасе экипажи с упряжкой, тройкой и четверкой, которые скоростью могут потягаться с вашими «поездами», заслуживающими по справедливости названия «похоронных поездов». Говоря, однако, по совести, я предпочел бы паланкин…
– Ваши паланкины, капитан Год, это уж и впрямь гробы, в шесть футов длины и четыре ширины, где приходится лежать вытянувшись, как мертвецу!
– Согласен, Банкс, зато уж ни тряски, ни ухабов там нет; можно читать, писать, спать вволю без насильственных пробуждений на каждой станции. Наняв четверых или шестерых носильщиков, мили четыре с половиной в час проедешь непременно, по крайней мере не рискуешь, как с вашими проклятыми экспрессами, доехать раньше, чем успеешь выехать… Конечно, в том случае, если посчастливится доехать благополучно до места!
– Лучше всего, как я вижу, по-вашему, найти средство путешествовать прямо в своем доме.
– Путешествовать наподобие улитки! – рассмеялся Банкс.
– Друг мой, – ответил я, – улитка, которая могла бы по собственному желанию расставаться со своей раковиной и снова уходить в нее, не была бы уж очень жалким существом! Путешествовать в своем передвижном доме будет, вероятно, последним словом прогресса в выборе способов передвижения.
– Может быть, – вмешался в разговор полковник Мунро. – Передвигаться, не покидая своего угла, возить с собой свой очаг, все воспоминания, составляющие его, меняя только горизонт, разнообразя кругозор, атмосферу и климат, не нарушая обычного строя заведенной жизни. Это, может быть, со временем и достигнется.
– Конец тогда бенгало, предназначенным для путников! – ответил капитан Год. – Пропадут тогда бенгало, где приходится желать так многого по части комфорта и где нельзя остановиться без разрешения местных властей.
– Да, конец тогда злополучным гостиницам, где вас терзают на все манеры нравственно и физически, – заметил я не без некоторой справедливости.
– Нужен просто фургон странствующих акробатов, только, понятно, фургон усовершенствованный! – вскричал капитан Год. – Вот идеал! Останавливайся тогда где хочешь, трогайся в путь когда угодно, едешь, если любишь глазеть, несись вскачь, если того просит душа! И это все не расставаясь со своей спальней, гостиной, комнатой для курения и, что еще важнее, с кухней и поваром. Вот это настоящий прогресс, друг Банкс! Это будет чище ваших пресловутых железных дорог. Осмельтесь-ка опровергнуть меня, почтеннейший инженер, ну опровергните же, сделайте одолжение.
– Видите, мой друг, Год, – ответил Банкс, – я был бы готов вполне согласиться с вами,
